От Бисмарка к Гитлеру - [15]

и Германская Юго-Западная Африка[9]. Факт как таковой является несомненным. Но относительно мотивов Бисмарка единства в рядах историков не было никогда. Ганс-Ульрих Велер, который представил на эту тему объёмное исследование, обобщил их в определении «социал-империализм». При этом он смог сослаться в этом отношении на самого Бисмарка, когда Бисмарк в январе 1885 года обратился к немецкому послу в Лондоне (который из-за германо-английских трений, что принесла с собой новая колониальная политика, нисколько не был в восторге от этой ситуации). Он писал послу, что колониальный вопрос «по причинам внутренней политики» становится вопросом жизни. Но по сути это заменяет одну загадку другой: что это были за «причины внутренней политики»? Велер представляет целый пакет возможных внутриполитических мотивов: экономическая депрессия, особенно обострившаяся как раз после 1882 года, «колониальный дурман» в общественном мнении как предполагаемый выход из ситуации, определенная боязнь попасть к шапочному разбору в отношении сокращения неподеленных областей Африки, также предвыборная борьба 1884 года, и наконец бросающееся в глаза совпадение по времени колониальной политики с равным образом новой политикой социального страхования, в общем и целом — потребность при ослаблении триумфальных чувств от происшедшего более чем за десять лет до этого основания рейха создать новый национальный фактор объединения.

Для меня более убедителен другой мотив, который Велер приводит лишь как «побочный аспект». В соответствии с ним трения с Англией, которые принес с собой неожиданный поворот к колониальной политике, как раз намеренно искались Бисмарком в 1884–1885 гг., и притом по исключительно внутриполитической, даже по личной причине. Это делалось ввиду угрозы создания либерального «кабинета Гладстоуна» при кайзере Фридрихе III. По свидетельству позднейшего рейхсканцлера Бюлова сын Бисмарка Герберт доверил ему следующую информацию: «Когда мы вступили на путь колониальной политики, кронпринц еще не был болен, и мы должны были рассчитывать на длительное правление, при котором доминировало бы английское влияние. Чтобы предотвратить это, следовало внедрить колониальную политику, которая в любой момент времени могла вызвать конфликты с Англией». Существует также ещё более определенное — правда, еще менее прямо выраженное — высказывание самого Бисмарка в этом смысле. Если это объяснение соответствует действительности, то тогда «внутренние причины» для неожиданного поворота Бисмарка к колониальной политике становятся совершенно очевидными: с его помощью Бисмарк превентивно боролся за свое собственное положение. Прежде чем осуждать его за это, следует подумать о том, что он считал колониальные споры с Англией контролируемыми (как оказалось, по праву), однако самого себя — пожалуй с весомым правом на это — рассматривал как незаменимого.

Не будем забывать: Бисмарк никогда не был диктатором, никогда не был конституционным властелином. Он был прусским премьер-министром и немецким рейхсканцлером, которого всегда можно было уволить. То, что с начала кайзеровского рейха была почти двадцатилетняя «эпоха Бисмарка», это была конституционная аномалия, объяснимая только непредвиденным долголетием кайзера Вильгельма I. В своем собственном положении Бисмарк всегда зависел от того, что он всегда сохранял кайзера на своей стороне (будь это добровольно или же под давлением), что в заключение, после вступления на трон Вильгельма II. стало видно лишь отчетливее. Теперь же, в 1884 году, кайзер Вильгельм I. был уже очень стар. Следовало учитывать его естественный уход из жизни в любой момент. Однако кронпринц Фридрих, который тогда стал бы кайзером, был либералом, женатым на англичанке, на него оказывала влияние его жена, и он всегда совершенно открыто объявлял, что хочет проводить внутри страны более либеральную политику, а во внешней политике примыкать к Англии. Чтобы противодействовать этому, чтобы затруднить кайзеру, его, Бисмарка, замену на мыслящего совсем по-иному рейхсканцлера, Бисмарку требовалось антианглийское настроение в стране, и он его умышленно подогрел колониальной политикой, как мне представляется. В пользу такого толкования говорит также то, что Бисмарк в конце восьмидесятых неожиданно отказался от колониальной политики, когда старый кайзер против ожиданий прожил еще почти до своего 92-го дня рождения, в то время как кронпринц смертельно заболел. Тем самым угроза немецкого «кабинета Гладстоуна» была преодолена, положение Бисмарка обеспечено — и его интерес к немецким колониям угас столь же быстро, как он воспламенился. Наиболее известное высказывание Бисмарка против колониальной политики относится к 1888 году. Один из энтузиастов колоний посетил Бисмарка, расстелил перед ним большую карту Африки и указал ему, что за сокровища там находятся. Тогда Бисмарк сказал ему: «Ваша карта Африки конечно же очень хороша, но моя карта Африки находится в Европе. Вот здесь Россия, а вот здесь Франция, и мы посредине. Вот моя карта Африки».

«Социал-империалистические» стремления мировой державы в Германии вполне продолжали существовать, а широко распространяться они стали даже только лишь после отставки Бисмарка. Но сам Бисмарк в целом оставался человеком, воздерживающимся от приобретения колоний. Так вполне можно говорить о нём, несмотря на его оплошность в 1884–1885 годах. Он всегда подчёркивал: гонки в борьбе за колонии и за мировое господство не для Германии, мы не можем этого себе позволить, Германия должна быть удовлетворена, если она сможет обеспечить и обезопасить свое положение внутри Европы.