От Балаклавы к Инкерману - [22]
За этой передовой линией укреплений виднелась вторая линия, состоявшая из одного сомкнутого укрепления № 4, расположенного впереди селения Кадыкой, и двух батарей № 5 и № 6, построенных позади этой деревни. Левее этих батарей вокруг Балаклавы тянулась непрерывная линия укреплений, упиравшаяся правым флангом в неприступные горы Спилии. Этот последний ряд состоял из двух батарей, соединенных между собой траншеей.
Траншею эту предполагалось со временем довести не только до укрепления № 4, но и продолжить далее до Сапун-горы, где она должна была соединяться с циркумвалационной линией. Теперь же траншея не была доведена и до селения Кадыкой, и оканчивалась впереди церкви св. Ильи, близ дороги, ведущей из Балаклавы через Трактирный мост к Симферополю. Кроме этой системы укреплений, посредине между селениями Кадыкой и церковью, и несколько позади них, была расположена батарея № 7.>{197}
Успокоившийся Меншиков был уверен в выборе как исполнителя, так и назначенной жертвы. Доверившегося ему Попова он, выждав время, уже после неудачи Инкерманского сражения не просто изгнал из Крыма, но и буквально уничтожил. Вернувшись в Петербург без славы и наград, Попов с удивлением обнаружил, что его должность занята и для него нет и не предвидится в ближайшее время ничего подходящего вообще. Наивный полковник обратился к барону Ливену узнать, не его ли участие в составлении диспозиции привело к краху карьеры: «…сколько я вижу, командировка в Крым сломала мне шею?». Ответ был краток: «Конечно, да».>{198}
Балаклава «сломала шею» не только доверчивому Попову. Прибывший в Крым сопровождать царских наследников генерал Алексей Иларионович Философов в тяжелом поражении при Инкермане увидел отзвук балаклавской суетливости самого Меншикова, о чем незамедлительно изволил донести князю М.Д. Горчакову: «Если бы вместо того, чтобы поручить Липранди произвести его атаку 13-го октября, князь имел терпение переждать до 20-го, т.е. до прибытия всего корпуса, и атаковал бы 22-го и притом позицию напротив той, которую атаковал Липранди 23-го, — атака, вероятно, удалась бы, ибо укреплены были только подступы к Балаклаве — тогда как Сапун-гора и плато между рейдом и Инкерманом не были укреплены; наши войска вышли бы в тыл атакуемым англичанам, отрезали бы их от их же складов и от лагеря их союзников ранее, чем эти последние успели бы прийти к ним на выручку, ибо они отделены непроходимым оврагом, им пришлось бы подняться вдоль него, чтобы потом обойти его почти напротив того места, где мы взобрались бы на Сапун-гору: наша многочисленная кавалерия с ее прекрасной артиллерией заняли бы этот пункт немедленно.
Князь Меншиков утверждает, что не исполнив этого плана, который был его собственным, он только исполнил повеление Государя Императора, опасавшегося гибельного отступления в случае нашего успеха с этой стороны; но это не может служить оправданием его светлости, так как Государь, судя по нашим плохим картам, мог быть введен в заблуждение, но он (т.е. князь Меншиков) очень хорошо знал, что отступление было вполне обеспечено редутами, которые были заняты Лппранди и между которыми неприятель должен был неизбежно пройти, чтобы нас преследовать — под огнем нашей артиллерии и атаками нашей многочисленной кавалерии…».>{199}
Конечно, тактик — Философов еще тот и его теоретические выкладки больше похожи на донос, «куда надо и кому надо», тем более написаны были после тяжелого поражения под Инкерманом. И хотя Меншиков был не той фигурой, которую свалить легко, свою роль они сыграли. Неудачи начала следующего года привели к тому, что новый Император решил освободить Крымскую армию от главнокомандующего. Правильное это было решение или нет, нам предстоит разбирать не скоро, и даже не в этой книге.
Попрепиравшись вдоволь, начали планировать. Хотя вначале предполагалось действовать одновременно тремя дивизиями, Меншиков, совершенно неожиданно для Липранди и уж точно вопреки его замыслу, приказал начать действия только первой из прибывших — 12-й.
Для генерала такое отклонение от вроде бы согласованного стало неприятной неожиданностью. Он активно начал высказывать недовольство, предсказывая самые плохие последствия подобной спешки: «…наступление с одной дивизией пехоты немыслимо, так как она пробудит только внимание неприятеля, откроет ему цель наших дальнейших действий и укажет, можно сказать, на единственное место, где он должен ожидать решительного удара с нашей стороны».>{200}
Переубедить князя не получилось. Не будем представлять Меншикова окончательным самодуром. В его давлении на Липранди имелась определенная логика и присутствовал некоторый смысл. У главнокомандующего было слишком мало времени, чтобы позволить противнику, усиленно укреплявшему свои позиции вдоль Воронцовской дороги, сделать их непреодолимыми. В противном случае после промедления действия русских могли оказаться лобовой атакой закрепившегося на сильной позиции неприятеля, всегда сопряженной с большими потерями.
