От Альп до Гималаев - [40]

— Взгляните на любую женщину, которая вам нравится, и она придет к вам.

— Нам запрещено такого рода общение с женщинами.

— Как?.. Вам запрещено величайшее наслаждение?.. Боги и то от этого не отказываются, - пурогит был потрясен. — Вам же приходится хуже, чем аскетам.

-—Это так... Верно сказано, — согласился Фасати. — Оста­нусь. Живешь ведь только раз.

Пожав плечами, я ушел. Давно стал я замечать странно­сти Фасати. То обедню укоротит, то другие обряды, а то и мо­литвы, копит драгоценности, не прочь выпить. А теперь вот остался с брахманами. Разве так должен вести себя католи­ческий миссионер? Где же его обет самопожертвования, лю­бовь к богу? Возмутительно!

8

Мальчика, раненного тигром, я не отправил в дет­ский приют в Шиллонге, а оставил у нас в мис­сии. Звали его Лалус Чаухан. В нашем городке врача не было, поэтому я сам лечил мальчика. Рана на его руке никак не зажи­вала, начала гноиться. Я решил самостоятельно сделать опера­цию. Протер скальпель спиртом и хотел уже было вскрыть гнойник, но мальчик стал плакать, не позволяя мне прикос­нуться к нему. Пришлось позвать Фасати.

Когда миссионер пришел и взял ласково руку мальчика, тот сразу успокоился. Я осторожно вскрыл нарыв. Лалус только вскрикнул и побледнел.

— Потерпи, — упрашивал я его. — Будь мужчиной.

Я быстро перевязал ему руку и хотел уложить в постель, но мальчик стал просить, чтобы я дал ему грифельную доску и показал, как писать новую для него букву «R».

Когда я собрался на урок в школу при миссии, где обучал детей, Лалус увязался со мною. Желание учиться у него было сильнее боли.

Я велел пономарю вынести грифельную доску во двор и поставить под олеандром, где тихо сидело несколько маль­чуганов. Я удивился, почему они не шумят, как обычно. Но едва подошел к доске, как кто-то сзади крепко обхватил меня за плечи. Вздрогнув, я обернулся - это был профессор Юозас Густас.

— Каким ветром? — спросил я радостно по-литовски, и даже дрожь пробежала по телу — так отвык от родного языка.

— Вот, прибыл поздравить тебя, как обладателя божест­венной силы, которая победила тигров, а заодно посмотреть, как работаешь, — ответил он улыбаясь. — К тому же у меня есть к тебе предложение.

— Предложение? — переспросил я с удивлением. — Опять на тигров охотиться?

— Не угадал, на сей раз речь идет о продолжении твоей учебы. Работая в миссии, ты можешь окончить теолого-философский институт. Ведь ты дьякон. Не нужно будет и в Ита­лию возвращаться. Надо воспользоваться случаем.

— Неужели это возможно?

— Все возможно, было бы желание. Хоть сегодня можешь сдавать догматику. Профессор перед тобою. После посвяще­ния в сан ты сможешь преподавать в нашем институте физ­культуру. Охотник за тиграми! Это тебе не шутки! Мы долж­ны поддерживать друг друга. Мы ведь здесь как братья.

— Спасибо за заботу, — поблагодарил я.

— Трудись, и бог поможет тебе...

Мне захотелось развлечь Густаса, и я подозвал одного из мальчиков, рядом с которым стояла корзинка:

— Подойди! Покажи, что сегодня у тебя есть. Он взял корзинку и подошел к нам.

— Так что там у тебя?.. Попугай?

— Да нет, кобра.

— Кобра?..

— Могу показать, - сказал мальчик, глядя на нас своими добрыми глазами. - Можно?..

Он достал тростниковую дудочку и приложил ее к губам. Поплыла удивительно нежная мелодия. Из корзинки появи­лась голова очковой змеи. Она раздула шею и огляделась, словно выбирая жертву.

Мальчик продолжал играть. Кобра поворачивала свою страшную голову. Дудочка умолкла, и кобра, еще раз огля­дев нас, медленно опустилась на дно корзинки. Мальчик улыбался и ждал похвалы. Я погладил его растрепанные волосы.

— Будешь факиром, — похвалил я парнишку.

— Его отец факир, — уточнил кто-то из учеников.

— Неси кобру домой, — велел я ему.

— А если он по дороге упустит ее? — вмешался профес­сор. — Может быть, я его все же провожу. Представится слу­чай и факира повидать.

— Тогда и я с вами. Заодно познакомлюсь с родителями мальчика, — сказал я и посмотрел на Чаухана. - Лалус, ты научишь своих друзей писать букву «N», а заодно вместе повторите прошлые уроки.

Чаухан подошел к доске, начертил линию и стал писать буквы.

А мы втроем отправились в городок. Миновали несколь­ко лавок, храм Шивы, мусульманскую мечеть. У одного до­мишки мы увидели группу сидящих детей и мужчин. Когда мы подошли, темнокожий индус указал на меня пальцем и сказал:

— Это гуру моего сына, — потом обратился к нам. — По­звольте вам показать, что я умею.

Мы с профессором присели рядом с индусами на землю.

— Вот лестница! — произнес факир уверенным голосом.

Он быстро отвязал висящую у пояса веревочную лестни­цу, подбросил ее вверх, и она повисла в воздухе. Факир по­смотрел на сына и приказал ему:

— Полезай наверх!

Мальчик ухватился за висящую в воздухе лестницу и бы­стро взобрался по ней. Внезапно он исчез.

— Где ты, непослушный? — стал кричать факир. — Слезай вниз.

Мы были поражены, увидев мальчика на другой стороне улицы, и не понимали, как он там очутился. Лицо отца выра­жало гнев. Он выхватил из-за пояса кирпан — индийский кривой меч — и одним махом отсек мальчику голову. Мы оце­пенели и смотрели друг на друга, ничего не понимая. А факир как ни в чем не бывало начал обходить зрителей с жестянкой и просить: