От Альп до Гималаев - [32]
Когда мы закусили и выпили привезенного мною вина, миссионер развеселился. Он открыл шкаф, вынул оттуда шкатулку. Отперев ее двумя ключами, он промолвил, хитро улыбаясь:
— Посмотри, ты только посмотри, что здесь у меня...
Из шкатулки разносился неизвестный мне ароматный запах. Я осторожно заглянул туда. Там были какие-то листья, засохшие цветы, корешки.
— Это чай? — спросил я.
— Нет, не чай, — заговорщически подмигнул мне Фасати. — Это лекарственные травы!.. Ты только посмотри. Мак! В нем много алкалоидов. Отлично успокаивает боль. А вот это цитварное семя. Изгоняет глисты, укрепляет нервы. Эти корешки восстанавливают силы, молодят. Вот так-то!
— Вы лечите людей? — спросил я миссионера.
— Нет, не я. Посылаю травы своему брату в Италию... А я врачую здесь души индусов...
Я не разбирался в лечебных травах, поэтому с большим уважением смотрел на миссионера. Даже захотел узнать, чем излечивают ревматизм. Мать постоянно жаловалась на боли в суставах. Может быть, здесь можно приобрести нужные снадобья для облегчения ее страданий. Я отправил бы тогда посылочку. Однако спросить не осмелился. Вероятно, это дорогая штука, ведь Фасати хранит травы в несгораемом ящике, следит за тем, чтобы чужие глаза их не видели. А возможно, их запрещают собирать и хранить? Кто знает? Здесь столько странностей.
4
Было воскресенье. Пока не наступила жара, Фасати собрался в церковь, чтобы провести богослужение. Облачившись в белую сутану из индийского шелка, расчесав черную с сильной проседью бороду, он надушил розовым маслом лоб, как это делают бенгальцы. Я пошел с ним.
Перед церковью не было никакого дворика, не росло ни одного дерева. Вид прямо-таки убогий. Бедность царила и внутри. Алтарь, эдакий продолговатый и низкий ящик, сбитый из досок, стоял посередине. Покрыт он был белой скатертью с бахромой. Рядом с алтарем - исповедальня.
Меня поразило, что помещение было разделено на множество отсеков. В них толпились женщины, задрапированные в красочные сари. В руках четки, у некоторых молитвенники. Были и мужчины в белых рубахах, перехваченных дхоти.
— Почему верующие собираются по разным отсекам? — спросил я Фасати в ризнице.
— Разве ты не знаешь, что индийцы разделены на касты?! — удивился он.
Странным и непонятным было для меня это приспособление христианства к кастовой системе. Я вспомнил, что в семинарии нам говорили об индуизме и кастах. Индуизм гласит, что миром правит тримурти: бог-создатель - Брахма, бог-хранитель - Вишну и бог-разрушитель - Шива. Человека, как и весь мир, сотворил Брахма. Однако людей разных каст он создавал из различных частей своего тела: брахманов -из своих губ, чтобы они могли стать жрецами и исполнять священные обряды; кшатриев-воинов — из своих рук; вайшьев — земледельцев, ремесленников, торговцев - из своих чресл; шудров — из своих ступней, дабы они могли всем прислуживать. Кем ты родился, тем ты и обязан оставаться до смерти, заслуживая своим поведением более высокое положение при следующем рождении. Вайшья, будучи добросовестным и трудолюбивым, может родиться вновь кшатрием; храбрый и дисциплинированный кшатрий в будущем перерождении может стать брахманом; если ты хороший брахман, то после своей смерти можешь воссоединиться с божественной оболочкой тримурти - атманом. Если же ты не достигнешь требуемой степени совершенства, то после своей смерти не только не поднимешься в высшую касту, но можешь перейти в более низкую, а то и вовсе воплотиться в животное.
— Выходит, и христиане, которые провозглашают равенство людей, должны тем не менее делить верующих на касты? Тогда наша религия теряет свой смысл, — сказал я, обращаясь к Фасати.
— Если мы здесь не станем считаться с кастовой системой, никто, даже нищие, не перейдет в христианство. Зря бы только трудились, да и вообще пришлось бы отказаться от миссий, — ответил миссионер.
— Так кто же все-таки переходит в католическую веру?
— Только те, кого исключают из каст, и поэтому они обречены заново родиться уже животными. Иначе индуист не приемлет другой религии, хоть ты посули ему рай на земле.
— Интересно, а за что исключают из каст?
— Скажем, кто-нибудь нечаянно или из-за голода убьет животное. Такого тотчас же исключают.
— Ну а кого еще? — заинтересовался я.
— Тех, у кого была интимная связь с женщиной из другой касты, либо тех, кто не соблюдает ежедневного пуджа — жертвоприношения богам у домашнего алтаря. Или, скажем, не в состоянии содержать своего семейного жреца — пандита. Это главные проступки в отношении касты.
— А как исключают из каст?
— Обыкновенно: собирается в храме панчаят — совет касты. Приглашают обвиняемого и судят его. Поначалу, конечно, устанавливают наказание, но если он его не исполняет, то исключают. Такой исключенный из касты хуже прокаженного. Вот такие-то и приходят к нам, а мы совершаем над ними обряд крещения.
— Так зачем же тогда соблюдать принцип разделения на касты? — вновь удивился я. — Куда деваться исключенному из касты? Он все равно придет к католикам.
— Но ведь в Индии действуют не только католики, — усмехнулся Фасати. — Исключенных из каст заманивают мусульмане, протестанты, огнепоклонники и представители целого ряда других религиозных течений. Мы придерживаемся принципа разделения на касты, чтобы люди не чувствовали даже внешней разницы между католической и индуистской религиями. Мы достигнем большего, влияя на них постепенно.
Эта документальная повесть рассказывает о деятельности католических миссионеров в Эквадоре. В ней разоблачаются методы идеологической обработки людей, которые применяют монахи для «обращения» в христианскую веру коренных народов латиноамериканских стран и для усиления влияния среди них католической церкви. Один из авторов книги — бывший монах-салезианец — является очевидцем описываемых в книге событий.Книга рассчитана на самые широкие читательские круги.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.