От 2 до 72 - [15]

А вот он же наливает мне перцовку в вывернутый из бензобака масломерный стаканчик. Омерзительный вкус получающегося напитка мы потом долго вспоминали. Но после очередной холодной ремонтной ночевки выпить было просто необходимо. Немного. Нам же ехать.

Отец Ильи – известный писатель Ефим Дорош, член редколлегии еще того «Нового мира», журнала Твардовского. В последующие годы мы, во многом благодаря Илье, смогли познакомиться с частью моря самиздата и легче и быстрее, чем другие наши сокурсники расстались с советским мироощущением. Впрочем, в конце брежневского периода маразм системы был уже настолько очевиден, что и отдельного просветительства не требовалось. Вспоминаю вот какой случай.

Где-то в конце 70-х – начале 80-х годов я зашел домой к Гелию Земцову. (Между прочим, после окончания учебы и почти до пенсии контакты с одноклассниками и однокурсниками были не часты.) Я – редкий гость, хозяева стали собирать в смысле выпить-закусить и потянулись выключить бубнящий телевизор, по которому показывали очередное награждение Брежнева.

В это время их дочь Маша, которая тогда была то ли в восьмом, то ли в девятом классе, произнесла фразу, которую невозможно забыть: «Папа, подожди, не выключай. Дай поненавидеть».

Сейчас Маша живет в США. Ее дети хорошо говорят по-русски. Но по-английски лучше.

* * *

Вернемся к мотопробегу.

Ну, вот и доехали, наконец, до Молдавии.

 Чуть переиначивая классику:

«Что за вечер в степи молдаванской…»

«…И уныло глядит на дорогу, у колодца распя-я-ятый Христос…»

Из конечной точки маршрута – Кишинева – вынуждены были направить двух наших товарищей, Гольберга и Земцова, в служебную командировку в Тирасполь.

А вот зачем – убей, не помню.

С огорчением отмечаю, что в большинстве достойных мест, которые мы тогда проезжали (Львов, Ужгород, Молдавия), я с тех пор больше не был.

На обратном пути домой выехали через Харьков на недавно открытую новую трассу Москва–Симферополь, единственную, кажется, приличную дорогу в то время. По крайней мере, такие шоссе, как Москва–Ленинград, Москва–Минск находились в заметно худшем состоянии.

Конец августа. Осенние дожди. Объявили положение «все равно»: едем, невзирая на погоду. Домой! В Москву! Имеется возможность по очереди подремать в коляске.

Нашел в своем фотоархиве один снимок, не связанный с туризмом, который захотелось опубликовать. Это мы уже большие. Видите – нам лет этак по 24. А некоторым и 25. Четвертый или пятый курс. Год, соответственно, 1956–1957. Конец мая – начало июня. Весенняя сессия. После какого-то экзамена (все видят, что это – после, а не до?) на канале над Волоколамским шоссе.

Публикую снимок в надежде, что вдруг кто-то откликнется. Хотя точно знаю, что, по крайней мере, один человек с этого снимка уже не откликнется никогда.

Не могу вспомнить, кто снимал. А фотоаппарат – мой.

А сейчас на канале над Волоколамским шоссе можно купаться? Впрочем, мой интерес чисто платонический, от пустого любопытства.

Шестидесятые годы. Уже не студенты. Байдарочное путешествие по реке Онега. Эта река, как известно, вытекает из озера Лача вблизи города Каргополя и впадает в Белое море. (Применив несколько лукавое выражение «как известно», вспомнил вычитанную где-то у Гиннесса фразу: «Атлантида, как известно, находилась на месте затонувшей Лемурии». Цитирую по памяти.)

Вот в этом городе на берегу Онеги мы собрали байдарки и отправились вниз по течению.

Если судьба приведет ещё когда-нибудь в Каргополь, постараюсь найти в городе точки съемок этих кадров (они, кажется, приметные) и повторить их. Интересно будет посмотреть на изменения, произошедшие за несколько десятков лет.

А вот несколько кадров того, что мы видели по берегам Онеги.

Удручающие, щемящие картины разорения страны. Говорили, что это еще со времен коллективизации.

Глядя на кадр с останками трактора, захотелось привести одну мысль из великолепного труда Егора Гайдара «Долгое время»:

«…ко второй половине 80-х годов наша страна вышла на самые передовые позиции в мире по объемам производства низкокачественной техники. Отставая от США по производству зерна в 1,4 раза, мы опередили их по выпуску тракторов в 6,4 раза, по зерноуборочным комбайнам – в 16 (!) раз. Чтобы произвести столько зерноуборочных комбайнов, сколько их стояло в наших хозяйствах на ремонте в 1987 году, американской промышленности пришлось бы работать 70 лет. Эта была экономика планового абсурда, которая не лопнуть не могла…»

Я бы к этому еще вспомнил о горах произведенного оружия, уничтожать которое придется еще и нашим потомкам. Но его, кажется, и сейчас собираются наращивать.

Я пришел в Радиотехнический институт (РТИ) в конце 1963 года. Принимал меня на должность «и.о. старшего научного сотрудника» сам академик Александр Львович Минц.

Глава 4. РТИ В 60-е ГОДЫ. А.Л.МИНЦ

До этого, после окончания радиофакультета МАИ в 1957 году, я работал инженером «Проблемной лаборатории» (были одно время и такие) при кафедре М.С. Неймана в МАИ, где весной 1963 года защитил кандидатскую диссертацию.

На той же кафедре работала преподавателем Нина Васильевна Трунова, которая познакомила меня со своим мужем – «большим начальником в институте Минца», – начальником тематического отдела РТИ Виктором Сауловичем Кельзоном. Он сказал мне, что моя специализация – сканирующие антенны – «в страшную силу востребована в РТИ» и, кроме того, Александр Львович, разумеется (!), предложит мне сразу же должность СНС.