Осыпь меня золотом - [20]

– Понял, буду.

После чего отключил связь и медленно сунул телефон обратно в карман.

– Елена звонила, – проговорил он. – У нее тачку взорвали…

– Как? – воскликнул Ильичев, бросая невольный взгляд в сторону, где осталась его «Тойота».

Бабурин не стал отвечать на его вопрос, просто принялся рассказывать:

– Она машину в гараж вчера не стала ставить, говорит, голова с вечера болела. Оставила под окнами. А несколько минут назад слышит – грохот под окнами! Она туда, а там ее тачка полыхает. Больше ничего не знаю. Ленка ревет, толком объяснить ничего не может. Я сейчас туда двину.

Лицо Куропаткина приняло хмуро-сосредоточенное выражение. Ильичев же находился в полной растерянности.

– Похоже, нужно съездить к Елене Константиновне и на месте посмотреть, что случилось, – высказала я свое мнение. – Она вызвала пожарных?

Бабурин покосился на меня, но ничего не ответил.

– К тому же нужно осмотреть машину. Точнее, то, что от нее осталось, – не смутившись его поведением, продолжала я. – Может быть, что-то удастся выяснить.

– Да нечего тут выяснять! – вскричал вконец разозленный Бабурин. – Я говорю, нужно ехать и щемить этих козлов!

– Прежде всего лучше бы убраться отсюда, – заметил Куропаткин, с явным недружелюбием оглядывая подъехавшую милицейскую машину.

Он совершенно точно не испытывал ни малейшего желания пообщаться с представителями правоохранительных органов.

– В чем-то Николай Иванович прав, – поддержала я его. – Не хочется тратить время на дачу показаний.

Бабурин почесал круглый массивный затылок и молча двинулся к своей «бэхе».

– А моя машина? – как-то жалобно спросил Ильичев.

– Ну, если Николай Иванович будет столь любезен, что подвезет нас пару кварталов, то скоро мы сможем пересесть в нее, – сказала я, глядя на Куропаткина.

Тот развел руками в знак того, что, само собой, он не возражает против такого варианта.

– А вдруг ее тоже взорвали? – спросил Ильичев, с надеждой заглядывая в глаза то мне, то Куропаткину, словно мы могли дать какой-то ответ на этот вопрос.

– Пойдемте, – только и сказала я, идя к «Мерседесу», и Ильичев со вздохом поплелся за мной.

– Даже страшно подумать, чем все могло закончиться, если бы Алексей не опоздал! – произнес он, качая головой, когда мы расселись в машине.

– Вот именно, – разжав губы, процедил Куропаткин, выруливая на проезжую часть. – Если бы он не опоздал…

Я бросила на него быстрый взгляд.

– Вы что же, намекаете на то, что Бабурин мог сам подстроить все это?

Ильичев после моих слов тоже вперился взглядом в лицо Куропаткина.

– Всякое может быть, – уклончиво проговорил Николай Иванович. – Но что дело паскудное – это ясно.

Ильичев совсем скис. Было видно, что ему самому ситуация нравится все меньше и меньше. Правда, когда через несколько метров он увидел очертания своей «Тойоты», видневшейся на том же месте, где мы ее оставили, в его глазах блеснул радостный огонек.

– Ну слава богу, – пробормотал он.

Куропаткин притормозил у обочины, мы с Ильичевым вышли из «Мерседеса» и пересели в «Тойоту». Бабурин, не останавливаясь, проехал вперед, и нам оставалось только следовать за ним в направлении дома Темниковой.

Во дворе ее дома также находилась милицейская машина. Пожарных уже не было, но на асфальте виднелись следы от тушения пожара. Машина Темниковой, вернее, то, что от нее осталось, стояла тут же. При первом же взгляде на обуглившиеся останки я сделала вывод, что восстановлению она не подлежит. Сама Елена Константиновна, с покрасневшими глазами, находилась во дворе, кутаясь в какую-то шерстяную накидку. Ее потрясывало – то ли от холода, то ли от пережитого шока. Возле нее уже стоял Бабурин, покинувший свой автомобиль, и Елена Константиновна что-то эмоционально ему рассказывала. Мы с Ильичевым также вышли и направились к ним.

Куропаткин, высунувшись из окна своей машины, негромко окликнул нас. Мы остановились.

– Ну, ребята, здесь я пас, – спокойно и твердо произнес Николай Иванович. – Думаю, что тут я вам точно не нужен, справитесь и сами. Все, я домой. Если что – звоните.

И Куропаткин резко дал по газам, уезжая со двора. Ильичев хотел было что-то сказать, но Куропаткина уже и след простыл, и мой клиент лишь махнул рукой.

– Что, Николай Иванович принципиально избегает общения с милицией? – спросила я.

– Думаю, да, – серьезно ответил Ильичев. – Он ведь отсидел срок в свое время. Правда, он никогда не рассказывал подробностей. Наверное, воспоминания не позволяют ему изменить своего отношения к милиции.

– Наверное, – согласилась я, подумав про себя, что неплохо было бы получить сведения и на Куропаткина. В частности, выяснить, когда он сидел и за что.

Темникова ревела в голос, размазывая слезы по опухшим щекам. Бабурин слушал ее внимательно, и я, подойдя, тоже прислушалась. Однако ничего по делу Елена Константиновна не говорила, лишь рассказывала, как она перепугалась, растерялась и теперь, наверное, больше никогда не сядет за руль.

– А где ваша дочь? – спросила я.

– Кристина дома, она тоже перепугана всем этим кошмаром! Господи, час от часу не легче! Да что же это такое? – Темникова перешла на причитания.

– Постарайтесь успокоиться, – бросила я ей. – В конце концов, главное, что вы остались живы.