Освобожденный Эдем - [50]
Инструкции — это вообще особый вид бюрократических игр. Во многих случаях они пишутся не для того, чтобы обеспечить реальную безопасность работника (производства), а преследуют совершенно иные цели: в случае аварии оправдаться перед судом или вышестоящими инстанциями.
Причем интересно, что почти в каждом конкретном случае, почти в каждом трагическом происшествии можно обнаружить причину техногенного сбоя. Можно даже предложить комплекс мер, предотвращающих аналогичные сбои в будущем. И тем не менее к улучшению ситуации это не приводит. Динамика катастроф нарастает. Нарастают их масштабность и частота. Не случайно специалисты по безопасности на транспорте и производстве полагают, что самое бесполезное тут — искать «стрелочника». За исключением, разумеется, случаев явного разгильдяйства. Это ничего не дает, только заслоняет истинные причины трагедии. Тем более, что единственной причины, как считают те же специалисты, у аварии не бывает. «Слесарь не законтрил гайку, потому что у него голова болела: вот уже две причины. Третья — проспал контролер ОТК. На Дмитровском шоссе (в Москве — АС) к разлитому бензину добавилась искра проезжающего троллейбуса. На «Зыряновской» (шахта, где произошел взрыв — АС) к непроветренному метану — искра «самоспасателя». Таким образом, сбывается классический афоризм: «Случайность — это пересечение закономерностей»>4.
В свою очередь, заметим, что колоссальной силы взрыв газопровода в Башкирии в 1989 году произошел именно в тот момент, когда в район утечки «влетели» на полной скорости сразу два пассажирских поезда. Считается, что катастрофу вызвала искра от одного из них. Тогда погибли более 500 человек.
Очевидно, что «случайности» техногенных сбоев — вовсе не так случайны, как может показаться на первый взгляд. Они действительно представляют собой проявления скрытой закономерности, мощного процесса, развивающегося в недрах нашей цивилизации.
Посмотрим, в чем его суть.
Механика здесь, в общем, проста. Вполне понятно, что техносфера как совокупность всех материальных признаков цивилизации обладает собственным потенциалом развития. Это значит, что любая техническая инновация, от мельничного колеса до компьютера, от спичек до космических кораблей, конечно, осуществляется человеком, однако не произвольно, а строго в логике существующего технологического горизонта. Нельзя построить двигатель внутреннего сгорания раньше, чем будет открыта плавка металлов, возгонка нефти с выделением из нее фракций бензина или керосина, пока не будет изобретена система механических передач, пока не станут известны принципы промышленного конструирования. Инновационный процесс вырастает на этой почве и в момент своего проявления определяется только ей. Автор изобретения не может выйти за обозначенные пределы. А потому почти каждая крупная техническая инновация первоначально неудобна для человека. Она более сформатирована «для себя», нежели для него. Более подчинена необходимости, чем комфорту. Вспомним первые велосипеды, автомобили, паровозы, телевизоры, самолеты — крайне громоздкие и ненадежные в эксплуатации. Каждый экземпляр имел свой «характер». Управление ими было сродни искусству.
Далее происходит процесс приспособления техники к человеку, процесс делания ее удобной и предсказуемой. Инновация при этом утрачивает уникальность и превращается в серию. Управление ею сводится от искусства к рутинному комплексу навыков. Вся эта последовательность называется гуманизацией техносферы, и идет она непрерывно, уже тысячи лет — с тех пор, как появились на Земле первые каменные орудия.
Разумеется, одновременно идет и встречный процесс — технологизация человека, сцепленного с материальной средой: непрерывное приспособление человеческого существа к различным техническим новшествам. Этот процесс осуществляется как за счет общего образования («умения нажимать кнопки»), так и за счет специальных тренингов, то есть профессионального обучения.
Итак, с одной стороны — гуманизация техносферы, с другой — технологизация человека. Смыкаясь в точке баланса, они обеспечивают устойчивость «машинной цивилизации».
Причем оба процесса имеют существенные ограничения. Технику нельзя сделать абсолютно «биологичной». Ее нельзя упрощать без предела: рамки гуманизации, приспособления, управляемости ставит сама конструкция. С другой стороны, технологизация человека тоже не бесконечна: она не может выйти за грани его физиологических характеристик.
Вот, в чем тут дело. Статистика катастроф, как лавина, нарастающая в последние десятилетия, дает все основания полагать, что сейчас этот второй ресурс, ресурс адаптации человека, уже исчерпан. Техносфера, опирающаяся ныне на сетевые методы управления, достигла, по-видимому, такого уровня сложности и быстродействия, который требует реакций, лежащих за пределами биологии. Они превышают физиологические возможности человека, и никакие профессиональные тренинги, никакие дополнительные регуляторы, никакие меры по безопасности не в силах компенсировать это трагическое отставание.
Изменилось само качество катастроф: ранее они были связаны с несовершенством техники, теперь ведущим является человеческий фактор.
