Осуждение Сократа - [12]
Великий провидец, держась за руку мальчика, подошел к пирующим и, нащупав спинку свободного стула, медленно сел. Его широко открытые глаза смотрели тускло и бесстрастно.
— Когда же прозвучат вещие слова? — спросил Анит, с интересом разглядывая старика. — Сейчас или вслед за трапезой?
— Мы голодны, — сказал Великий провидец.
Ироническая змейка скользнула по губам Анита.
— Верно, верно. Предсказывать лучше всего на сытый желудок.
— Я мог бы прорицать и сейчас, но боюсь: вы назовете меня лжецом, и нам придется отсюда уйти голодными. — Старик успокаивающе дотронулся до плеча маленького поводыря.
— Как можно не верить Великому провидцу? — игриво воскликнул кожевник.
— Люди склонны верить ничтожным провидцам, — спокойно пояснил старик. — Великие же провидцы носят тернии лжецов.
— Тогда ешьте! — согласился хозяин. — Я из гостей не делаю невольников. — И, помолчав, добавил с усмешкой: — Да, я едва не забыл! Ячменные лепешки рядом с вином.
Слепой наклонился к мальчику, что-то негромко сказал — было видно, как у того вытянулось личико, часто-часто замигали ресницы, но тут же мальчик поправился, лишь взглянул исподлобья на рыбные лакомства.
Они принялись за лепешки.
Мелет, как и другие гости, беззастенчиво разглядывал слепого. Было трудно подумать, что этот старик с обыкновенным лицом и тихим голосом, неряшливо жующий лепешку, может знать такое, что недоступно ему, Мелету. Если он, действительно, Великий провидец, то божья печать должна бы лежать и на его лице…
Старик кончил есть, отодвинул нетронутую чашу с вином.
— Спасибо хозяину. Я сыт. Кто же ждет от меня прорицаний?
— Как, вы уже насытились? — Анит удивленно всплеснул руками. — Но даже боги обходятся большим! Отведайте хотя бы пирожков! Разве они не вкуснее лепешек?
— Мы сыты! — повторил Великий провидец. — Лепешки были просто превосходны.
Кожевник поджал губы, выжидающе глянул на Мелета…
Великий провидец поднял правую руку:
— Тише! Я хочу предупредить вас. Я не прорицаю чьи-то тяжбы и мужскую измену.
Воцарилась тягостная тишина.
— Он — мошенник! — торжествующе закричал Ликон.
И Поликрат поднял чашу, чтобы выплеснуть ее в лицо Великому провидцу.
— Постойте! — выкрикнул Анит, не потерявший обычного благоразумия. — Разве мы не успеем показать ему на порог? — И спросил ядовито, с шутовским почтением: — Что же ты предсказываешь, мудрый человек?
— Я знаю, как вы умрете, — спокойно ответил старик.
— Зачем знать о смерти? — поморщился Анит. — Человек живет для жизни.
— Смерть — тоже жизнь! — возразил старик.
— Не верьте ему! — закричал Ликон, протягивая виночерпию пустую чашу. — Он мешает день с ночью! Какой прохвост! Слопал целую лепешку, а теперь решил отделаться болтовней!
— Похоже, ты хочешь узнать о своей смерти, почтенный Ликон? — улыбаясь, но с угрозой спросил кожевник.
— Нет, нет! — сразу стушевался Ликон.
— А кто же хочет? — продолжал Анит с таким видом, как будто он и есть Великий провидец. — Уж не ты ли, дорогой Поликрат?
Торговец красноречием недовольно засопел.
— А, может, прекрасная Электра?
Кожевник упивался чужим замешательством. И тут Электра впервые взглянула на Мелета, и он, почувствовав ее горячий, проникающий взгляд, воскликнул с бесстрашием обреченного:
— Я! Я хочу узнать!
И только сейчас ударил ему в голову желанный хмель.
— Да, я хочу узнать! — играя голосом, повторил он. — Где же твои слова, старик? Или ты прорицаешь молчанием?
— Слушай! — бесстрастно сказал Великий провидец. Его глаза глядели немо, как у дорожного Гермеса. — Твоя судьба печальна. Пройдет не так уж много зим, как ты будешь лежать бездыханный у горы Ликабетт. Разгневанные граждане закидают тебя камнями. Это будет отмщение за невинного человека.
Поэт ужаснулся, но поборол страх: нет, подобное пророчество, будь оно правдой, никто из смертных не произнес бы с таким спокойствием, без тени вражды или хотя бы обыкновенного сострадания.
— Что я слышу? — развязно заговорил Мелет. — Мне тут пророчат камни! — Он без труда отыскал глаза флейтистки. — Может, ты, прекрасная Электра, бросишь в меня роковой камень? Ах, если бы это случилось! Я стал бы счастливейшим из смертных!
— Вот ответ, достойный мужчины! — Электра восхищенно захлопала в ладошки.
— Во здравие Мелета! — крикнул Поликрат.
И Анит, одобрительно улыбаясь, поднял недопитую чашу. Но прежде чем поднять ее, он обернулся к слепому и вполголоса сказал:
— Ступай с миром, старик!
Слепой нагнулся, пошарил около ног. Странно было глядеть на человека, который прорицал будущее, но не знал, где лежит его посох.
— Он там, возле чана! — Мальчик потянул старика за плащ.
— Обманщик! — шипел им вслед Ликон.
Поэт проводил старика неприязненным взглядом и только тогда поднес чашу к пересохшим губам. Он пил долго, опустив ресницы, и когда открыл глаза, то увидел, что прекрасная Электра, играя складками одежды, подплывает к нему. И хотя она еще не поднесла к устам сладкозвучной флейты, поэт уже знал: она будет играть для него. Он плохо слушал флейту, неутоленно пил вино и, казалось, видел сквозь легкую одежду ее розовое тело, бесстыдное и прекрасное, как у южной вакханки — неизменной спутницы бога Диониса.
Для героев повести охота – это не средство наживы и не средство для выживания. Это возможность вырваться из тесноты городского быта, ощутить прелесть, неповторимость первозданной природы Средней полосы России, тех мест, где охотился Н.А.Некрасов. Повесть, написанная в лучших традициях русской охотничьей прозы, утверждает, что и в сегодняшнее время, когда очень трудно отыскать неисковерканные человеком уголки природы, гармония между человеком и окружающим его миром все же возможна.
«Если ты покинешь родной дом, умрешь среди чужаков», — предупреждала мать Ирму Витале. Но после смерти матери всё труднее оставаться в родном доме: в нищей деревне бесприданнице невозможно выйти замуж и невозможно содержать себя собственным трудом. Ирма набирается духа и одна отправляется в далекое странствие — перебирается в Америку, чтобы жить в большом городе и шить нарядные платья для изящных дам. Знакомясь с чужой землей и новыми людьми, переживая невзгоды и достигая успеха, Ирма обнаруживает, что может дать миру больше, чем лишь свой талант обращаться с иголкой и ниткой. Вдохновляющая история о силе и решимости молодой итальянки, которая путешествует по миру в 1880-х годах, — дебютный роман писательницы.
Жизнеописание Хуана Факундо Кироги — произведение смешанного жанра, все сошлось в нем — политика, философия, этнография, история, культурология и художественное начало, но не рядоположенное, а сплавленное в такое произведение, которое, по формальным признакам не являясь художественным творчеством, является таковым по сути, потому что оно дает нам то, чего мы ждем от искусства и что доступно только искусству,— образную полноту мира, образ действительности, который соединяет в это высшее единство все аспекты и планы книги, подобно тому как сплавляет реальная жизнь в единство все стороны бытия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие исторического романа итальянской писательницы разворачивается во второй половине XV века. В центре книги образ герцога Миланского, одного из последних правителей выдающейся династии Сфорца. Рассказывая историю стремительного восхождения и столь же стремительного падения герцога Лудовико, писательница придерживается строгой историчности в изложении событий и в то же время облекает свое повествование в занимательно-беллетристическую форму.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.