Островитяния. Том третий - [48]

Как и говорил Дорн, недостатка в крепких мужских руках здесь нет, и мне не было необходимости самому работать, чтобы обеспечить сносную жизнь себе, Глэдис и своим арендаторам. Тем не менее хозяйство поместья развивалось, и все эти люди были заинтересованы в нем и поддерживали на протяжении многих лет. Я, иностранец, должен был доказать свое право жить здесь. Одного факта, что я — хозяин и имею определенные права и обязанности, было мало, его следовало подкрепить реальными делами. Я сказал собравшимся, что приехал жить, учиться и работать и что поначалу учения будет больше, чем полезной работы. Мы еще немного поговорили, после чего все разошлись, кроме старого Анселя и Станеи, которые явно пребывали в недоумении. Смена хозяина была в Островитянии редкостью, и хотя они понимали, что это может случиться, так или иначе, это было для них потрясением, и не из приятных, поскольку новый тана оказался таким неопытным.

Станея лучше всего подходила для роли экономки, то есть человека, который мог бы вести хозяйство в доме. У брата особой работы для нее не было, и раньше, когда в поместье жили Дорны, она уже выполняла подобного рода обязанности. Определенную часть своего времени денерир обязаны были находиться в распоряжении хозяина. Круг их забот обусловливался взаимной договоренностью, причем за все хозяйство в конечном счете отвечал тана, не являвшийся собственником в американском смысле слова. В разных поместьях отношения между хозяином и арендаторами организовывались по-разному. Зависело это от того, что являлось наиболее важным для имения в целом. В верхней усадьбе Хисов не было специальной экономки, поскольку труд тех, кто мог бы исполнять ее обязанности, находил себе лучшее применение в других местах; работу, которую могла исполнить для нас с Глэдис Станея, там исполняла Эттера.

Станея с радостью приняла предложение, понимая нашу неосведомленность и довольная тем, что теперь в доме появятся постоянные обитатели. Старший брат Анселя вместе с нею многие годы заботился о доме. Было решено, что он и в дальнейшем будет помогать ей.

Дорн, Станея, старый Ансель и я вместе обошли дом. Повсюду виднелись следы не то чтобы запустения, но длительного отсутствия жильцов. Несколько убогая мебель была покрыта слоем пыли. В комнатах стоял горьковатый, спертый дух. Долго хранившиеся в сундуках занавеси имели мятый вид. Белье пожелтело от отсутствия солнца. На стенах не было картин, и нехитрая резьба лишь кое-где украшала их. Это был самый обыкновенный старый, хотя и прочный дом, с четырьмя большими комнатами внизу и шестью маленькими наверху, — больше, чем нужно нам с Глэдис.

Пробыв со мной еще несколько дней, Дорн уехал. Мы договорились встретиться снова пятого апреля в Доринге, откуда я должен был отплыть, чтобы встретить Глэдис в Мпабе. Итак, я на целый месяц остался один в своей усадьбе.

Днем я работал, навещал соседей, а чаще — осматривал доставшиеся мне земли. Что бы ни делалось в имении — в самом доме или вне его, — я старался повсюду оказывать свою помощь. Я косил и ворошил сено с тремя сыновьями Стейнов; собирал яблоки с молодыми Анселями и помогал их матери Лайе готовить сидр и яблочное вино; удил рыбу с братом Анселя и рубил лес со Стейном; молотил зерно и свозил его на мельницу; доил коров и ухаживал за лошадьми, — словом, делал множество дел, не слишком умело, но мало-помалу во всем набираясь опыта. Старый Ансель обращался ко мне за советом перед тем, как принять то или иное решение. Я спрашивал у него, что он считает лучшим, и мы так или иначе улаживали дело. Необходимости в моем участии практически не было, я мог сам выбирать, где мне быть и чем заниматься; пока же я знакомился со вверенными мне людьми, с хозяйством, так что я действительно привез бы Глэдис в наш дом.

В специально отведенные дни я виделся со своими соседями. Они приезжали ко мне из своих поместий за несколько миль, и я начинал привыкать к их лицам, именам и к тем местам, где они жили. Я исходил поместье из конца в конец, вдоль и поперек, шагая вдоль изгородей, в которых уже немного знал толк, забираясь в гущу леса, чтобы исследовать и ее, даже если в густой тени не находил ничего, кроме яркой россыпи осенних листьев или молодых побегов. Я прошел полмили по берегу ручья, от самого истока до того места, где он впадал в реку. Наткнувшись на глубокий пруд, я выкупался в нем перед ужином.

По дому работы было меньше, да и подручных средств оказалось маловато. Для Глэдис я выбрал одну из комнат в северо-восточном крыле, откуда почти весь день не уходило солнце. Комната могла бы стать также и моей, реши мы жить в тесной близости, — тогда на этаже оставалось бы еще пять пустующих комнат. Пока же я буду спать в соседней, где и разместил до поры свои вещи. Еще одну комнату я отвел под мастерскую и сделал мольберт, которому предстояло хоть как-то обозначить характер помещения. Четвертую я оставил для Дорна — пусть это будет его комната, такая же, как моя в его доме на Острове.

Вечером после ужина, когда Станея уходила, я со свечой бродил по дому. На первом этаже полы были каменные. Нужны были еще ковры, занавеси, чтобы не веяло холодом от камня стен. Слабый свет свечи лишь подчеркивал пустоту комнат, немногочисленную, разрозненную обстановку. Станет ли Глэдис хлопотать по хозяйству?.. В кухне и кладовых было немного посуды и кухонных принадлежностей, а также скудные запасы провизии, которые, впрочем, Станея медленно, но верно пополняла. Голодать нам не придется. И у нас всегда будет крыша над головой… Рано или поздно настанут долгие, темные зимние вечера, задуют холодные ветры. Не будет ли Глэдис одиноко? Хватит ли ей нескольких книг на чужом языке? Смогу ли я составить ей компанию?