Островитянин - [39]

По дороге в деревню ему не давали сказать ни слова — едва Гейл открыл рот, как Гассем ударил его по лицу тупым концом копья, едва не выбив зубы. Женщины сердито закричали на Гассема, но тот лишь надменно фыркнул в ответ. После этого Гейл больше не пытался заговорить.

Вперед выслали быстроногого гонца, и когда они добрались до деревни, там уже собралось немало людей. Гейл увидел мрачные лица своих собратьев по общине и Тейто Мола, выглядевшего потрясенным и озабоченным. Лериссы нигде не было заметно. Единственным, кто радовался, был Гассем, который даже не мог сохранить обычную бесстрастность.

Судьбу Гейла обсуждали недолго — дело было совершенно ясное. Минда громко спросил:

— Гейл, младший воин из общины Ночного Кота, правда ли, что ты убил животное, находящееся под защитой табу?

И Гейл ответил:

— Да, я убил длинношея.

Отпираться и что-то объяснять не было смысла; не стал он упоминать и о коварном замысле Гассема. При нарушении столь серьезного табу смягчающих обстоятельств быть не могло. Проступок считался слишком тяжелым, и духов не могли интересовать мотивы нарушившего табу человека.

— Это серьезный проступок, — заявил Минда. — Говорящий с Духами, что сказано по этому поводу в законе?

Тейто Мол выступил вперед. Горе и тревога прибавили ему десятка два лет, и сейчас он казался совсем стариком.

— Я ни слова не скажу о людской злобе, что привела Гейла к этому проступку, — начал он, бросив гневный взгляд на Гассема, — но нарушение табу не вызывает сомнений. Гейл убил длинношея, а делать этого было нельзя ни при каких обстоятельствах. — Старик глубоко вздохнул. — Он должен понести наказание. Гейл будет изгнан из нашего племени, и никогда больше не сможет жить среди шессинов.

— Ну, нет! — выкрикнул Гассем срывающимся голосом. — Гейл заслужил смерть! Он специально выследил длинношея в его логове, чтобы уничтожить священное животное!

Тейто Мол обернулся к нему.

— С каких это пор младшие воины получили право толковать законы шессинов? — спросил он с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего.

— Закрой рот, Гассем! — прикрикнул Минда. Старейшина повернулся к собравшимся. — Все будет так, как сказал Говорящий с Духами. Гейл проведет эту ночь под стражей, а утром, с восходом солнца, его отведут к границе пастбищ. Он навсегда уйдет с наших земель еще до того, как солнце поднимется в зенит. Если после этого он попадется на пути кого-либо из шессинов, тот может убить изгоя и не понесет за это никакого наказания. Но пока нам не следует касаться ни его самого, ни его имущества.

Толпа понемногу стала расходиться. Многие бросали в сторону юноши взгляды, полные благоговейного ужаса. Ведь он совершил столь страшный и в то же время столь великий поступок, которому не было равных ни по героизму, ни по кощунству. Гейла отвели к небольшой хижине, где он должен был провести время до рассвета под надзором двоих воинов с черными щитами.

Войдя в дом, Гейл огляделся. Он увидел лишь голые стены и вспомнил, что старейшину, жившего в этой хижине, нашли мертвым — его укусила ядовитая змея. Никто не хотел жить в доме умершего, поэтому хижина до сих пор пустовала, хотя была новой и прочной. Поскольку теперь законы и обычаи больше не довлели над ним, Гейл решил, что вряд ли осквернит себя тем, что проведет здесь ночь. К тому же выбора у него все равно не было…

Изматывающая схватка с чудовищем и все последующие события настолько утомили Гейла, что подобные мелочи его уже не тревожили. Изгнание из племени было немногим лучше смертного приговора. Он сел на пол, безвольно уронив руки между коленей, — сейчас он ощущал себя больше мертвым, чем живым.

Ближе к полуночи, когда сквозь маленькое оконце в хижину проникли лунные лучи, к Гейлу заглянула Лерисса.

— Явилась полюбоваться? — спросил юноша.

— Ты всегда был глупцом, Гейл, таким и остался. Удел глупца — страдать от собственного скудоумия. Но я, правда, не знала, что там появится длинношей. Гассем велел заманить тебя на болото, и больше ничего не сказал.

— Ты исполняла волю Гассема, — с горечью произнес Гейл. — И какова же цена за твое предательство?

— Предательство? Разве я чем-то обязана тебе, что ты обвиняешь меня в предательстве? Ты просто глупый мальчишка, не лучше любого другого. Ты сколько угодно можешь мечтать обо мне, и вздыхать, и клясться в вечной любви, но когда какой-нибудь мерзкий старикашка пожелает сделать меня своей женой, ты будешь только продолжать вздыхать! Конечно, ведь ты такой послушный младший воин!..

Гейл был вынужден признать справедливость ее слов.

— И ты полагаешь, Гассем поступит иначе?

— Да! Гассем не такой, как все. Он станет королем! И когда это произойдет, я буду его старшей женой, а не пятой супружницей какого-нибудь старика, у которого только и есть, что большое стадо…

— Значит, вот что он тебе обещал?! Гассем станет королем? Он, способный лишь воровать чужую славу? Использовавший женщину, чтобы заманить своего соперника в смертельную ловушку?

К вящему удивлению юноши, Лерисса рассмеялась.

— Думаешь, я стала меньше ценить Гассема, когда поняла, что ума у него больше, чем смелости? Храбрым может быть любой дурак, и что из того?