Острова в океане - [99]

– Ручаешься?

– Нет, – сказала она и заплакала, глядя на него, заплакала легко и естественно, будто вода забила в роднике. – Том, что с тобой? Почему ты мне ничего не говоришь? Я боюсь спросить. Это?

– Это самое, – сказал Томас Хадсон. Тогда она заплакала навзрыд, и он обнял ее за плечи при всем честном народе и стал успокаивать. Она плакала некрасиво. Она плакала откровенно и сокрушительно.

– Бедный мой Том, – сказал она. – Бедный Том.

– Возьми себя в руки, mujer, и выпей коньяку. Вот теперь мы с тобой повеселимся.

– Не хочу я веселиться. Я никогда больше не буду веселиться.

– Постой, – сказал Томас Хадсон. – Видишь, как бывает, когда расскажешь людям все как есть.

– Сейчас я развеселюсь, – сказала она. – Подожди, дай мне минутку. Я схожу в уборную и успокоюсь.

Да уж, будь любезна, подумал Томас Хадсон. Потому что мне очень плохо, и, если ты не перестанешь плакать или заговоришь об этом, я отсюда смоюсь. А если я смоюсь отсюда, куда мне, к черту, деваться? Он понимал, что возможности его ограничены и что никакой «Дом греха» тут не поможет.

– Дай мне еще двойного замороженного дайкири без сахара. No se lo que pasa con esta mujer[81].

– Она плачет, как из лейки льет, – сказал бармен. – Вот кого бы пустить вместо водопровода.

– А как там дела с водопроводом? – спросил Томас Хадсон.

Его сосед слева – веселый коротышка со сломанным носом (в лицо Томас Хадсон его знал, но ни имени, ни политических убеждений вспомнить не мог) – сказал:

– Это cabrones[82]! За воду они всегда деньги вытянут, потому что без воды не обойдешься. Без всего прочего можно обойтись, а воду ничто не заменит. Без воды как ты обойдешься? Так что на воду они деньги у нас всегда вытянут. И значит, хорошего водопровода здесь не будет.

– Я что-то не совсем вас понимаю.

– Si, hombre[83]. Денег на водопровод они всегда наберут, потому что водопровод – вещь необходимая. Значит, проводить его не станут. Будете вы резать курочку, которая несет вам золотые водопроводы?

– А почему не провести водопровод, хорошо заработать на нем и словчить как-нибудь еще?

– Лучше, чем с водой, не словчишь. Пообещайте людям воду, вот вам и деньги. Какой политик будет проводить хороший водопровод и тем самым ставить крест на своем truco[84]? Политики неопытные, бывает, постреливают друг друга из-за всяких мелких дел, но кто захочет выбивать истинную основу из-под политической экономии? Предлагаю тост за таможню, за махинации с лотереей, за твердые цены на сахар и за то, чтобы у нас никогда не было водопровода.

– Prosit, – сказал Томас Хадсон.

Во время их разговора из дамской уборной появилась Умница Лил. Лицо она привела в порядок и не плакала, но вид у нее был убитый.

– Ты знаешь этого джентльмена? – спросил Томас Хадсон, представляя ей своего нового или же вновь обретенного старого знакомого.

– Знает, но только в постели, – сказал этот джентльмен.

– Callate[85], – сказала Умница Лил. – Он политик, – пояснила она Томасу Хадсону. – Muy hambriendo en este momento[86].

– Хочу пить, – поправил ее политик. – К вашим услугам, – сказал он Томасу Хадсону. – Что будем заказывать?

– Двойной замороженный дайкири без сахара. Бросим кости, кому платить?

– Нет, плачу я. У меня здесь неограниченный кредит.

– Он хороший человек, – шепотом сказала Томасу Хадсону Умница Лил, а хороший человек тем временем старался привлечь внимание ближайшего бармена. – Политик. Но очень честный и очень веселый.

Политик обнял Лил за талию.

– Ты с каждым днем худеешь, mi vida[87], – сказал он. – Мы с тобой, наверно, одной политической партии.

– Водопроводной, – сказал Томас Хадсон.

– Ну нет! Что это вы? Хотите отнять у нас хлеб наш насущный и напустить нам полон рот воды?

– Выпьем за то, чтобы puta guerra[88] скорее кончилась, – сказала Лил.

– Пьем.

– За черный рынок, – сказал политик. – За нехватку цемента. За тех, кто контролирует цены на черные бобы.

– Пьем, – сказал Томас Хадсон и добавил: – За рис.

– За рис, – сказал политик. – Пьем.

– Как тебе сейчас – лучше? – спросила Умница Лил.

– Конечно, лучше.

Томас Хадсон взглянул на нее и увидел, что она, того и гляди, опять зальется слезами.

– Только попробуй заплакать, – сказал он. – Я тебе физиономию разобью.

На стене за стойкой висел литографированный плакат, на котором был изображен человек в белом костюме, а под ним надпись: «Un Alcalde Mejor». «За лучшего мэра». Плакат был большой, и «лучший мэр» смотрел прямо в глаза всем здешним пьянчугам.

– За «Un Alcalde Mejor», – сказал политик. – За худшего мэра.

– Будете баллотироваться? – спросил его Томас Хадсон.

– А как же?

– Вот и хорошо! – сказала Умница Лил. – Давайте изложим нашу политическую платформу.

– Это не трудно. Лозунг у нас завлекательный: «Un Alcaldo Peor». А собственно, зачем нам платформа?

– Без платформы нельзя, – сказала Лил. – Ты как считаешь, Томас?

– Считаю, что нельзя. Ну а если так: долой сельские школы?

– Долой! – сказал кандидат в мэры.

– Menos guaguas y peores[89], – предложила Умница Лил.

– Прекрасно. Автобусы ходят реже и возят хуже.

– А почему бы нам вообще не разделаться с транспортом? – сказал кандидат. – Es mas sensillo[90].

– Правильно, – сказал Томас Хадсон. – Cero transporte