Острова в океане - [146]

– Что делает Ара?

– Разбирает и чистит что под руку попадется, в приливе энтузиазма.

– Много вы с ним выпили рому?

– Меньше полбутылки на двоих. Это была моя идея. Ара тут ни при чем.

– Ладно, черт с вами. Ступай тоже вниз и помоги Аре вычистить и проверить пятидесятимилпиметровки.

– Их не проверишь, пока не выстрелишь.

– Знаю. А все-таки проверьте что можно без стрельбы. Выкиньте аммонал, который был забит в казенную часть.

– Ловко придумано.

– Скажи Генри, пусть поднимется сюда и принесет мне еще стаканчик вот этого и себе пусть возьмет тоже. Антонио знает мой рецепт.

– Я рад, что ты снова понемногу начинаешь пить, Том.

– Нечего тебе ни радоваться, ни огорчаться по этому поводу.

– Ладно, не буду, Том. Просто я не могу видеть, как ты стараешься заездить себя, точно лошадь верхом на другой лошади. Лучше уж будь кентавром, Том.

– Откуда это ты знаешь про кентавров?

– В книжке прочел. Я ведь образованный, Томми. Я не по годам развитой и образованный.

– Ты славный малый, хотя и сукин сын, – сказал ему Томас Хадсон. – А теперь катись вниз и делай, что тебе сказано.

– Есть, сэр. Томми, когда мы вернемся из этого рейса, продашь мне один из тех морских видов, что висят у тебя дома?

– На хрен он тебе сдался?

– А вот сдался. Знаешь, Том, ты не всегда все понимаешь.

– Возможно. Я даже думаю, что я всю жизнь не все понимал.

– Томми, ты плюнь на мою трепотню. Ты эту операцию провел что надо.

– Это будет видно завтра. Так скажи Генри, пусть принесет мне выпить. Хоть мне не хочется пить.

– Ничего, Томми. Если ночью что и будет, так только простая стычка, а может, и этого не будет.

– Ладно, – сказал Томас Хадсон. – Скажи Генри. И катись к такой-то матери с мостика и принимайся за дело.

XX

Генри поставил на край мостика два стакана и, подтянувшись на руках, вспрыгнул сам. Стоя рядом с Томасом Хадсоном, он напряженно всматривался в смутные очертания дальних островов. По небу, в западной его четверти, плыл тонкий серпик луны.

– Твое здоровье, Том, – сказал Генри. – Я не смотрел на луну через левое плечо.

– А сегодня не новолуние. Новолуние было вчера.

– Верно, вчера. Только из-за туч луны не было видно.

– Как там идут дела, внизу?

– Лучше некуда. Все работают и все веселы.

– Как Вилли и Ара?

– Они немножко хлебнули рому и очень повеселели от этого. Но сейчас они больше не пьют.

– Да. Сейчас уже не до этого.

– Мне очень хочется наконец столкнуться с фрицами, – сказал Генри. – И Вилли тоже.

– А мне ничуть. Но в конце концов это то, для чего мы здесь. Нам нужны пленные, Генри.

– Знаю.

– Но они поостерегутся попасть в плен – после бойни, которую имели глупость устроить на том острове.

– Это чтобы не выразиться крепче, – сказал Генри. – Но как ты думаешь, нападут они на нас сегодня или нет?

– Думаю, что нет. Однако нам надо быть настороже, потому что все может случиться.

– Мы и так настороже. Но какие у них все-таки планы, Том, как по-твоему?

– Трудно сказать, Генри. Может, с отчаяния они и попытаются завладеть нашим судном. Если среди них есть радист, ему, может, удастся починить нашу рацию, тогда они могли бы пойти на Ангилас, а оттуда уже – вызывай такси и кати прямо домой. Им, конечно, полный резон предпринять такую попытку. Может, кто-то в Гаване болтал лишнее и до них дошло, кто мы есть.

– Ну, кто же мог болтать?

– Нехорошо говорить дурное о мертвых, – сказал Томас Хадсон. – Но он-то как раз мог, под пьяную руку.

– Вилли уверен, что он болтал.

– Вилли что-нибудь знает?

– Нет. Но он уверен.

– Это не исключено. А может, у них другой расчет – высадиться на побережье и наземным путем добраться до Гаваны, а там уже сесть на испанский пароход. Или аргентинский. Но они пуще всего боятся быть пойманными – все из-за той бойни. И с отчаяния могут пойти напролом.

– Хорошо бы.

– Если мы сумеем справиться с ними, – сказал Томас Хадсон.

Но ночь прошла, и ничего не случилось. Только загорались и гасли звезды, и восточный ветер дул с прежней силой, и журчала вода, засасываемая под днище. Волнение, вызванное приливом и ветром, сорвало с корня много фосфоресцирующих водорослей, и они плавали там и сям, точно языки бледного, нездорового огня.

Под утро ветер утих немного, и, когда рассвело, Томас Хадсон улегся ничком на голые доски и заснул, уткнувшись в брезент лицом, – заснул так крепко, что даже не слышал, как Антонио куском брезента накрыл его вместе с его оружием.

Антонио простоял на вахте до тех пор, пока прилив не достиг такой высоты, что судно свободно заколыхалось на волнах. Тогда он разбудил Томаса Хадсона. Они выбрали якоря и пошли, спустив на воду шлюпку, которая шла впереди, замеряла глубину и вехами отмечала места, внушавшие опасение.

Вода теперь была чистая и прозрачная, и размечать фарватер было хоть и нелегким делом, но не таким трудным, как вчера. В том месте, где они сели на мель накануне, воткнули в грунт большую ветку, и Томас Хадсон, оглядываясь, всякий раз видел, как зеленые листья полощутся в воде.

Шлюпка шла по протоке, а Томас Хадсон вел судно почти вплотную за ней. Они миновали остров, который издали казался круглым и маленьким, а теперь неожиданно развернулся в длину. Вдруг Хиль, смотревший в бинокль туда, где сплошной, но ломаной линией тянулись зеленые острова, сказал: