— Это все так, Борис Геннадиевич, — сказал Имеретинский, — но вот вопрос, в том ли месте находится полюс эклиптики на Венере, в каком мы видим его с Земли?
— Я не упускал этого из внимания, Валентин Александрович, — ответил Добровольский. — Наклон орбиты Венеры к земной составляет всего 3°23′ по определению наших астрономов, и стало быть, только на эту величину наклонение оси Венеры может разниться от нашей, но эта величина не так значительна и потому не может существенно изменить положение вещей. Конечно, нужно произвести еще целый ряд наблюдений в течение нескольких ночей, чтобы получить более точные результаты. Пока это лишь грубое определение.
— Однако, почему же мы видим только знакомые нам северные созвездия? — спросила Добровольского Наташа. — Ведь я помню, что наш преподаватель космографии в гимназии обращал внимание всех на то обстоятельство, что, благодаря предварению равноденствий, вид неба через тысячелетия меняется: одни созвездия становятся невидимыми, другие приходят им на смену из южного полушария.
— Это совершенно верно. Мы видим сейчас с Венеры картину неба такой, какою она была для нашей средней России 13.000 лет тому назад. Вы видите Орион, но скажите — где же Сириус?
Наташа посмотрела на Орион, мысленно продолжила линию Трех Волхвов влево, но Сириуса не нашла — он был под горизонтом.
— Ах, теперь понимаю. Сириус не может быть виден здесь! — сказала она.
— Да. Эта великолепная звезда, украшающая зимние ночи в России, в северном полушарии Венеры принадлежит к числу невидимых звезд и может быть наблюдаема только в южном ее полушарии.
— Но в таком случае, земные южные созвездия должны быть видимы здесь?
— Совершенно верно. Но сейчас мы наблюдаем зимнее небо, часть созвездий которого, видимых в это время на Земле, здесь скрывается под горизонтом. Зато летом в это время мы увидели бы южный небосклон, украшенный Центавром и Южным Крестом.
— Однако, Борис Геннадиевич, я полагаю, — сказал Имеретинский, — мы увидим эти красоты и не дожидаясь лета, если пожертвуем сегодня сном и посидим до рассвета, потому что к этому времени вид неба изменится и перед самым восходом Солнца появятся "Тайники юга".
Все с радостью ухватились за предложение Имеретинского. Ясная зимняя ночь на Венере незаметно прошла в наблюдениях и спорах. Вид неба постепенно менялся, южный небосклон почти всю ночь был занят тянувшимся длинным созвездием Гидры с мистической Чашей на спине и Вороном; ее красное сердце — Альфард еще не погасло на западе, как на юге-востоке появилось великолепное созвездие Центавра с двумя яркими звездами первой величины, а за ним и южный Крест тоже с яркой звездой, блестевшей у самого горизонта.
— Эти созвездия мы видим, — сказал Добровольский, — находясь под 52° северной широты Венеры. На Земле же с этой широты и даже более южной мы их не можем видеть, но 13.000 лет тому назад над равнинами какой-нибудь Курской или Орловской губ. эти созвездия действительно всходили на небо точно также, как мы видим их здесь, в то время как путеводной звездой севера для моряка Балтийского моря горела именно великолепная Вега…
— Борис Геннадиевич, — вдруг перебила его Наташа, — посмотрите, что это там такое черное, как бы клочок облачка? Она показала по направлению к самому горизонту, где в созвездии Южного Креста действительно чернелся точно обрывок тучки грушевидной формы.
— Это знаменитый "Угольный мешок", как назвали его португальские мореплаватели еще в XV веке, впервые обратившие внимание на него и на соседние с ним черные пятна в области Млечного Пути, в пределах которых буквально нет ни одной звезды. Гумбольдт полагал, что в этих местах слои звезд могут быть не столь плотными и что эти пустые пространства суть настоящие скважины, двери через которые наш взор может погружаться в самые глубочайшие бездны Вселенной.
— Однако существует ведь и другое объяснение, — сказал Имеретинский. — Некоторые считают эти "Угольные мешки" наиболее светящимися местами неба, представляющими собою действительно облака, остатки первоначальной туманности, из которой образовались звезды. Только температура этих "облаков" должна быть так велика и молекулы так мелки, что лучи, испускаемые ими, должны характеризоваться необыкновенной частотой своих колебаний. Эти колебания должны быть так быстры, что соответствующих им лучей мы не в состоянии видеть, и потому и сами эти скопления должны представляться нам темными массами огромных размеров, проектирующимися на светлом фоне Млечного Пути.
Добровольский однако не соглашался с этим воззрением и потому возник спор, который продолжался бы бесконечно, если бы не свежесть наступающая утра, заставившая наших друзей подумать о сне.
