Остров зомби - [40]

* * *

Римо очнулся и застонал: полуденное солнце пекло так, что невыносимо стучало в висках. Тело затекло и одеревенело, его словно связали узлом. Римо не сразу понял, где находится. Он лежал в чем-то вроде клетки, а вокруг жужжали людские голоса, Римо слегка приоткрыл глаза. Со всех сторон на него пялились жители столицы, быстро и невнятно лопоча на испанском: «Мира! Мира!» Так они созывали своих друзей. Смотри! Смотри! Мира! Мира!

Его заточили в клетку и выставили на посмешище в центре Сьюдад Нативидадо. Но где же Чиун?

Римо раскрыл глаза пошире. Сделать это было весьма непросто – казалось, веки слиплись. Рядом стояла еще одна клетка, в ней-то и находился Чиун. Старик лежал на боку, лицом к Римо, глаза его были открыты.

– Чиун, ну как ты? – задыхаясь, вымолвил Римо.

– Говори по-корейски, – предупредил Чиун.

– Вижу, им удалось нас схватить, – продолжал Римо на плохом корейском.

– Ты очень догадлив.

Если Чиун способен ехидничать, значит, не так уж он плох.

– Чем это они нас свалили? – поинтересовался Римо.

– Да все тем же аппаратом.

– Мне кажется, они в нас не попали, – сказал Римо.

– Может, и не попали. Говорят, лучи плохо справляются с пьяными, а больше всего достается людям с хорошо развитой нервной системой и четко работающими органами чувств. А так как у нас они работают как часы, то хватило и рассеянного излучения.

Какой-то мальчишка, шмыгнув мимо часового, ткнул в Римо палкой. Римо попытался перехватить палку, но мальчишка ловко выдернул ее из его рук. Римо сжал кулак, но былой силы в руке не почувствовал. К нему вернулось сознание, но не сила – даже на уровне мужчины со средним физическим развитием.

Мальчишка начал было опять орудовать палкой, но на этот раз схлопотал от часового оплеуху и, плача, убежал.

Римо посмотрел в другую сторону, нет ли где клетки с Руби. Но других клеток не было.

– А где Руби? – спросил он у Чиуна.

Почти рядом кто-то тихо произнес:

– Руби здесь, придурок.

Римо поднял голову и увидел местную женщину – голова в косичках, на теле – балахон. Только по неповторимой улыбке он догадался, что перед ним Руби Гонзалес.

Римо с интересом оглядел ее одеяние.

– Вот это, я понимаю, класс. Теперь, надеюсь, разговора о моих белых носках не будет.

– Я говорила с вашим шефом, доктором Смитом.

– Говорила? Как ты на него вышла?

– Пусть это тебя не волнует. Он редкостная сволочь.

– Тогда ты точно говорила именно с ним.

– Во всяком случае мне велели сначала раздобыть аппарат. Но я за вами вернусь. Как ты, в порядке?

– Нет сил, – признался Римо. – Вся сила куда-то ушла.

Руби покачала головой.

– Когда я впервые тебя увидела, то сразу поняла: быть беде.

– Послушай, вытащи нас отсюда.

– Сейчас не могу. Слишком много народу. Самый главный тоже был здесь – только что отъехал в лимузине, и аппарат с ним. Нужно не потерять его из виду. Вечером постараюсь освободить вас. А тем временем отдыхайте и набирайтесь сил. И надейтесь на тетю Руби.

– Кстати, если бы не ты, нас бы здесь не было, – сказал Римо.

– Если бы не я, то ты вышел бы в тюремный двор и тут же превратился бы в лужицу. Я вернусь. – Увидев, что часовой смотрит в ее сторону. Руби исказила лицо до неузнаваемости и гневно завопила по-испански: – Янки – грязные собаки! Скоты! Шпионы-убийцы!

– Проваливай, – приказал часовой.

Подмигнув Римо на прощанье, Руби сделала шаг назад и слилась с толпой, которая бесновалась, строя рожи и показывая на них пальцами. Римо раздражали перекошенные от злобы лица, и, желая выбросить их из своего сознания, он закрыл глаза и снова погрузился в сон.

За себя он не боялся, но его мучил стыд, что Чиун, Мастер Синанджу, должен терпеть все эти унижения. Ярость клокотала в нем, но даже она не влила силы в его вялые мускулы.

Ладно, ярость подождет, подумал он. Подождет, пока он не выспится.

Это даже хорошо. Ярость – блюдо, которое лучше есть холодным.

Глава десятая

Руби угнала армейский джип. Стало легче преследовать Корасона.

Она ехала на звук выстрелов. Корасон считал себя великим охотником и потому непрерывно палил из окна лимузина во все, что двигалось. И даже в то, что не двигалось.

Он выпускал пулю за пулей – в оленей, белок, крыс и ящериц, в кошек и собак, а когда никого из них вокруг не было, то целился в деревья и кусты, а на равнине – просто стрелял по траве.

Сидевший рядом с ним майор Эстрада перезаряжал по мере необходимости оружие президента.

– Покончу с этим чертовым стариком, – говорил Корасон, – и буду самым главным. – Ему вдруг почудилось, что пень на обочине подмигнул ему, и он всадил в него целую обойму. – Забуду думать об этих горцах. И святой уже не сможет устроить революцию. Так будут решены все проблемы.

– Звучит обнадеживающе, – сказал Эстрада.

Взяв пистолет у генерала, он вновь перезарядил его, достав патроны из коробки, которую держал тут же, на заднем сиденье.

Небо вдруг потемнело, сверкнула молния – Корасон нажал кнопку, и стекло поднялось. В теплом и влажном климате, где постоянно дули тропические ветры, такое случалось часто. Каждый день приносил с собой не менее дюжины гроз, продолжавшихся не более пяти минут – пролившейся влаги не хватало, чтобы прибить пыль.