Когда буря только разыгралась, Гандер не потерял спокойствия. Он вообще никогда не испытывал страха перед стихией и умел если не покорять ее, то уж, во всяком случае, ей не покоряться. Галера неслась по вскипающим волнам в открытое море, где меньше был риск наскочить на рифы и разбиться. Узкий длинный нос галеры разрезал волны, точно нож.
Гандер стоял на корме, смотрел в морскую даль и смеялся. Ветер бил ему в лицо, и морякам казалось, будто их капитан окутан каким-то светом.
И тут на мачте появилась женская фигура. Никто не понял, каким образом она там возникла, но она была там, и яркий зеленовато-золотистый свет исходил от ее волос и рук.
Несколько человек клянутся, что хорошо разглядели ее лицо: с огромными удлиненными глазами, с вертикальным золотым зрачком. Она улыбнулась, завидев Гандера, и обнажила острые зубки.
Гандер встретился с ней взглядом и смертельно побледнел.
– Пора! – закричал он. – Но это слишком рано!
– Нет, – раздался пронзительный свистящий голос женщины. – Ты заключил с нами союз на три зимы. Три зимы прошли.
– Не может быть! – в отчаянии повторил Гандер.
– Нужно было принести более богатые жертвы, – отозвалась женщина. – Пора, Гандер! Боги Стигии не потерпят обмана!
Гандер схватился руками за голову и простонал, негромко, но так, что его услышали:
– Я думал, здесь они меня не отыщут!…
Женщина взвилась в воздух, и тотчас перед кораблем стала расти гигантская волна. Эта волна казалась живым существом, распахнутой пастью, готовой поглотить корабль. Галера взлетела на самый гребень волны и застыла там, покачиваясь, словно не зная, в какую сторону пропасти обрушиться. Затем волна двинулась вперед и потащила корабль с собой.
– И эта демоница летела впереди, – добавил моряк, который рассказывал Эдреду историю гибели капитана. – Клянусь, мы видели ее так же хорошо, как видим сейчас тебя! Она летела, раскинув руки и смеясь, и с ее пальцев сыпались золотые искры! А потом впереди показалась скала. Не знаю, откуда она взялась. Должно быть, она выросла прямо из преисподней. Женщина налетела на эту скалу и растворилась в ней, точно видение, а корабль изо всех сил ударился об нее. Половина матросов погибла сразу, а капитану раздробило голову о мачту при ударе. Ты счастливчик, Эдред, – заключил рассказчик свое повествование. – Кто из богов надоумил тебя оставить нас прямо перед крушением? – Он прищурился, рассматривая Эдреда, слишком спокойного, по мнению моряка. – У тебя такой вид, словно ты обо всем знал заранее.
– Я ничего заранее не знал, – возразил Эдред. – А с галеры ушел потому, что хотел стать кем-то большим, чем просто гребцом у Гандера. Гандер забрал меня на корабль из полного ничтожества и никогда не забывал об этом… Впрочем, для чего я рассказываю тебе свою историю?
– Может быть, для того, чтобы я тебе поверил, – отозвался моряк. Он появился на галере Гандера позднее, чем Эдред, и многое из услышанного стало для него новостью. – Потому что, говорю тебе, ты похож на человека, состоящего в сговоре со жрецами.
– Я не люблю жрецов, – сказал Эдред.
– Говорят, капитан заключил какую-то сделку с богами Стигии.
– Мне об этом ничего не известно.
– Но ведь ты был в Стигии с Гандером?
– Я был влюблен в корабль, – ответил Эдред. – А Стигия мне пришлась не по душе. Поэтому пока матросы в прибрежных кабаках пропивали свое жалованье, а капитан ходил по каким-то своим таинственным делам, я оставался на галере. Но почему ты спрашиваешь меня об этом?
– Потому что погибли как раз те, кто был с Гандером в Стигии, – ответил моряк медленно. – Уцелели только новички, которые пришли к Гандеру уже после того плавания. Ну и ты, конечно.
– Я уже объяснил тебе…
– Да, ты объяснил. Ты не сходил на берег. Возможно, здесь и кроется разгадка.
Моряк допил свое вино и ушел, оставив Эдреда в одиночестве.
Эдред долго размышлял над услышанным. Ему было жаль Гандера, но также он понимал теперь смысл сказанных тогда капитаном слов. О том, что «совершать подлости позволительно лишь в очень ограниченных пределах». Мудреная фраза, заметил тогда Эдред, но теперь она больше не казалась ему таковой. Она обрела смысл, облеклась в плоть и кровь. От нее пахло смертью, и Эдреду это не нравилось.
Собственным кораблем Эдреду удалось обзавестись только через пять лет, и в этом деле помогла ему случайность. Он плавал тогда под началом некоего Сенреда, человека вспыльчивого и тяжелого на руку, но хорошего моряка. Матросы и ненавидели его, и доверяли его решениям. Иными словами, они испытывали по отношению к капитану весьма сложные чувства. По мнению Эдреда, это очень мешало: простые люди не должны испытывать сложных чувств. Подобное противоречие сбивает их с толку и не позволяет здраво смотреть на вещи.
Сенред возил соль. Он заходил в зингарские, аргосские, даже шемские порты, избегая лишь стигийских; нередко ввязывался в местные конфликты и даже перевозил пару раз вооруженные отряды – словом, если поблизости шла война, Сенред никогда не пренебрегал небольшим участием в ней.
С таким капитаном люди неплохо зарабатывали, но никогда не были уверены в завтрашнем дне: Сенред как человек азартный часто рисковал свыше меры.