Туранец долго кашлял и закатывал глаза. И наконец с трудом выдавил:
– Это другая банда… Гирканцы. Предводитель у них – точно гирканец, горбоносый такой, нрава бешеного… Они все были бешеные… – Он вдруг приподнялся и стиснул пальцы Гжегоша. – Они не люди! Люди не могут быть такими злобными тварями!
– Откуда ты знаешь? – Гжегош с досадой высвободил свою руку. – Самая злобная тварь на свете – это человек!
– Нет, это была нечеловеческая злоба… посмотри на меня, посмотри!… Он уже ударил меня в грудь, вот сюда, он уже понял, что я никогда не оправлюсь от раны и умру в степи, выкашливая из себя свою жизнь по капле, – но продолжал наносить удар за ударом! Он резал на мне кожу просто из удовольствия смотреть, как я корчусь, как кровь течет из моих ран, как я кричу от боли и ужаса… И он был там не один такой! Но хуже всего была та тварь, что летала над ними!
– Тварь? – пробормотал Гжегош.
– А, теперь и ты понимаешь… Тварь. – Туранец шептал, как в горячечном бреду, и водил темными, подернутыми влажной пленкой, глазами из стороны в сторону. – Да, жуткая тварь, с длинным хвостом, похожим на змеиный… Чешуя… Лапы с перепонками… И человеческое лицо. Слышишь? Мужское лицо, с бородой, с густыми бровями… Ему было смешно. Ты понял? Он смеялся! Мы умирали, а он смеялся! Но ты – ты человек, ты не станешь смеяться…
Туранец вдруг громко захрипел, выгнулся – и упал на траву неподвижный. Все было кончено.
Гжегош снова сел на коня. Некоторое время он объезжал поле боя. Все были мертвы. Телеги, взятые в деревне, валялись опрокинутые, наполовину сожженные. Добро, нагруженное на них, исчезло, И ни следа Ксаны, только легкий платок, который она носила на шее, – разорванный, втоптанный в грязь.
Гжегош медленно двинулся вперед по степи. Он наконец нашел след – подобие следа: в одном месте была слегка примята трава.
* * *
Дорога вела в одном направлении – к побережью Моря Запада. Некоторое время Гжегош скакал без устали, но затем даже его силы начали истощаться. Невозможно питаться одним лишь отчаянием да жаждой мести.
Несколько раз в степи Гжегош слышал демонический хохот, доносившийся издалека. Молодой человек следовал за этим хохотом как за путеводной звездой. Он был уверен в том, что умирающий туранец говорил правду, что все услышанное в разоренном лагере бандитов – не бред человека, стоящего на пороге смерти, но правдивое описание картины событий.
И злобный торжествующий смех незримого существа только укреплял Гжегоша в его уверенности. Гжегош больше не испытывал страха – даже перед той лютой тварью, которая превратила людей в подобие себя самой и натравила их на других людей.
Молодой человек знал и помнил одно: он должен нагнать негодяев прежде, чем те продадут Ксану.
Но на второй день погони силы оставили Гжегоша, он вынужден был признать необходимость небольшого отдыха.
Гжегош заглянул в маленький городок, попавшийся ему по дороге. Денег, чтобы расплатиться за ночлег и еду, у него не было, и он проклял себя за неосмотрительность. Нужно было забрать у убитых разбойников хотя бы их украшения и сапоги.
Однако мысль о мародерстве показалась молодому человеку отвратительной даже теперь, когда он умирал от голода. Впрочем, его щепетильность была вознаграждена: какая-то пожилая женщина привела его к себе, умыла и заставила съесть целую миску похлебки.
– У меня есть сын твоих лет, – объяснила она. – Тоже, небось, где-нибудь шатается, голодный и бесприютный. Когда я привечаю таких, как ты, я всегда думаю: может быть, и моего парня какая-нибудь добросердечная женщина угощает…
– Может быть, – пробормотал Гжегош. – Я сейчас засну, матушка, а вы меня разбудите на рассвете. Мне нужно ехать.
– Куда ты так торопишься?
– Разбойники похитили мою невесту, и я гонюсь за ними. – В одной короткой фразе Гжегош описал все случившееся с ним. Он сам удивился тому, как мало слов понадобилось для того, чтобы передать то горе, которым он был сейчас охвачен.
Женщина все поняла. Она действительно подняла своего гостя на ноги еще до света.
– Поезжай! – сказала она. – Да хранят тебя боги!
– Пусть они помогут мне найти мою невесту, – пробормотал Гжегош, садясь в седло.
Он уехал, а пожилая женщина долго смотрела ему вслед, и по ее лицу катились слезы.
Несколько раз Гжегошу казалось, что он настигает своих врагов, но они всегда оказывались за горизонтом – он ни разу их так и не увидел. Только хохот незримого существа звучал ближе.
Наконец, обессиленный от голода и усталости, он свалился с коня и потерял сознание. Эта произошло на четвертый день погони.
Гжегош очнулся ночью от холода. Конь исчез – должно быть, убежал и сейчас спокойно пасся где-нибудь вдалеке.
Гжегош с трудом поднялся.
Ноги его дрожали, как у новорожденного теленка. С трудом он сделал несколько шагов. Перед глазами все плыло. Прохлада и темнота оказывали на молодого человека живительное действие: скоро он уже с удивлением обнаружил, что худо-бедно тащится вперед.
Конечно, с утратой коня Гжегош потерял всякую надежду настичь похитителей. Но, может быть, он все-таки успеет… Может быть, он окажется в городе прежде, чем Ксану продадут.