Остров яблок - [59]

Выхода нет из софизмов, если не признать, что Вселенная гораздо разнообразнее, чем мы способны себе представить. Но в мире есть иные области… Мне повезло, и я их видел. Они не томимы медлительной Луной… Пощадим самолюбие всех остальных: та территория, которую человек освоил, почтил своим присутствием, тоже не рядовая, – отличная от других, помеченная маркером познания… На Земле всё не так, как в других местах, и эта исключительность формируется разумом разумных. Фиолетовая плесень съела эту планету, покрыла её целиком, и пахнет особенно, и лучи не так отражает, и звуки глушит. Но изнутри не понять, не увидеть, что так, как тут, не бывает больше нигде, потому что тоненькие ниточки мицелия протянулись сквозь каждый кубический миллиметр этого мира, переплелись, спутались, захороводили материю, перемешали время, всё пронзили и оплели, покрыли тонким слоем, проткнули лучиками, схватили крепкой пятернёй, обняли нежно, окутали, овеяли дыханием своим. Это не сапиенс обладает качествами гомо, это Вселенная, где поселился сапиенс, – вот она и есть гомо, она разумна, она выстроена резонансами мысли, аккордами веры, всполохами логики, заревом скепсиса. Они не поймут этого никогда, сколько ни объясняй, а кто поймёт – становится вхож в иные области и не принадлежит более человечеству. И обречён.

Так было всегда. За много тысяч лет до Анахарсиса первые мудрецы задавали себе вечные вопросы: кто всё это сделал? откуда взялся мир? из чего он состоит? где он кончается? когда начался? Любой вопрос заводил в тупик, любой создатель непременно обязан был сам быть кем-то созданным; любое время и пространство не могли течь вечно и бежать вдаль без границ – где-то обязательно существовали края этого мира, и знание о краях обязательно наталкивалось на наблюдение бескрайности, знание конечности обязательно встречало контраргумент: а что дальше? а что до того? Люди так и не поняли своей особости в мире. Пытаются выделить себя пространственно или назначить границы своей цивилизации в рамках своих земных лет и веков. Долго и трудно пытаются, а ведь уже первые теории ВСЕГО были точны, как и всё прочее, что произносится безгрешным дитятей: земля лежит на ките или на слоне, кругом океан, сверху чаша неба, за которой – Творец. За холодным ветром лежит гипер-борея, за плоским миром – остров, на котором растут яблони… Гениальные прозрения! Потом эти теории сочли детскими, потому что якобы наука якобы шагнула якобы вперёд, хотя на самом деле шагнули вперёд только наши заблуждения относительно самих себя. Они стали более сложными и вместили в себя вновь открытые штучки: магнитные поля, радиоактивность, разбегание галактик, фотоны и бозоны.

А качественное отличие осталось незамеченным: область мыслящая отличается от остальных областей вечным диалогом мысли и хаоса. Как, например, отличается ионизированный газ – у каждой молекулы оторвали по электрону, и вот уж он такой, особый, и дело не в месте и времени, он такой и тут, и на Венере, и в далёком созвездии Тау Кита. Разумная часть мира порождает сама себя вместе со всеми особенностями, как курица яйцо, и нет ответа на вопрос, что появилось раньше. Тут водится редкостная цветная плесень, с которой я обязан возиться, как дачник с любимой ранней редиской, должен поливать, пропалывать и сыпать золу, чтобы не погрызли жучки багряные бока моей драгоценной овощи. А я, пропалывая, выдёргиваю один за другим наливающиеся силой редисочные хвостики. Слишком много выдернул, чтобы не думать об этом и не обвинять себя, потому что, как ни посмотрюсь в зеркало, – тоже похож… Тоже овощ… ибо мы одной грядки, они – и я.

+

Москва, ул. Малая Ордынка, 43

13 августа 2011 г.

Генерал Овченков только что вернулся в офис из администрации президента. Выжатый, измочаленный, совершенно не способный уже думать, способный только глотать спиртное и обречённо материться.

Одиннадцать, почти ночь, но сотрудники на местах. В последние дни они перешли на круглосуточный режим. Многие ночуют в офисе: так спокойнее, не пропустишь свежих данных, поступающих со спутников, от агентурной сети во многих странах мира, по дипломатическим каналам, в результате обмена данными с разведками, пресс-службами, частными агентствами. Всё это немедленно проверяют, систематизируют и тащат на стол к руководству. А оно, руководство, никакое после визита к первым лицам.

Федосеев ждал, разбирая в кабинете шефа целый ворох спутниковых снимков, отмечая маркером что-то нужное. Отложил работу, сдвинул бумаги на край стола. Вопросительно посмотрел.

– Не спрашивай, Андрей.

– Понял.

Возникла початая бутылка, два стакана. Овченков сделал три больших глотка и закашлялся, громко, надсадно, до слёз. Федосеев встал и пару раз гулко хлопнул по генеральской спине ладонью.

– Всё, всё, нормально. Уймись. Давай рассказывай, что с этими очагами.

– Картина понятная в общем-то. Вот смотрите, на этих снимках… И вот тут тоже, глядите… Красным обведены очаги.

– То есть Таджикистан, а потом – Казань? Не понял…

– Ярослав Васильевич, это самолёт. Смотрите, перерыв в данных около пяти часов, с учетом поясного времени. Перелёт, Душанбе – Казань.