Остров яблок - [40]

– «Гипатия», Ярослав Василич.

– Да, похоже на гепатит… Я переговорю с генштабом. Нужно следить и с моря. Пусть проводят эту «Гипатию». Хотя трудно, там сплошь американские базы. Но следить, один хрен, надо. Это ведь шкурники... Крабов ловят, шакалят в приграничных водах. Ты звонил на Сахалин?

– Звонил. Этих ребят знают. Они, в общем, тихо себя ведут, платят что положено. Возят крабов в Корею и в Японию. Экипаж наёмный… Я вот чего боюсь – не грохнули бы они клиента нашего.

– Типун тебе на язык. Лучше и не думать про такое. Давай, срочно, ещё раз свяжись с Сахалином. У них есть возможность поговорить с капитаном. Пусть пообещают гонорар, только не слишком много.

– Понятно. Много предложишь – начнётся шантаж.

– И срочно готовь старикашку к выезду. Пусть думает, что везёт выкуп за своего Колю-Николая.

– Сопровождение, Ярослав Васильевич?

– Одного сотрудника с ним отправь. И отдельную группу набери, самых толковых бойцов из «Вымпела». Надо блокировать эту «Гипатию» полностью. Без вариантов. Не из-за денег, а чтоб исключить хреновый исход. Дальше давай… Ты ещё не доложил про Шаповалова.

– Шаповалова привезли. Побеседовали. Он не брыкается. Только с сердечком там совсем плохо. Я пока что приставил к нему врача.

– И что удалось узнать?

– Была очень ценная старинная книга Анахарсиса, называлась – то ли «Великие жертвы», то ли «О великих жертвах».

– Что значит – была?

– Её нашли в составе библиотеки Ивана Грозного полгода назад. Одна страница была вырвана Калининым. Он принес её на перевод к Шаповалову.

– Текст есть?

– Есть. Но только той страницы. Там ничего особенного. Так, история о каком-то древнем герое. А сама книга сейчас выставлена в одной частной галерее в Гамбурге. Показ перед аукционом.

– Какого хрена?

– Вы же знаете, Ярослав Васильевич, кто это решал. Всю коллекцию растащили.

– Что, сам? Ну ладно, ладно… Не факт ещё, что она нам нужна, эта книга. Перевод принеси мне, почитаю.

– Перевод лежит у вас на столе. А Зеленцов-то, смотрите, обломался...

Овченков самодовольно улыбнулся:

– Куда он денется. Причем, заметь, на тот же крючок сел, что и Калинин.

– Это как?

– Просто, Андрей, элементарно. Мой однокурсник, Поплавский, земля ему пухом, когда Калинина обрабатывал в Подозёрске, тоже нагнетал про войну с Китаем. Дальний Восток захвачен, а ты, сволочь, не хочешь помочь стране! Убедительно получается, аж сам веришь. Теперь наша задача – чтобы старый хрыч донёс эту идею до Куйбышева.

Федосеев кивнул:

– Всё понятно. Будем китайскую легенду поддерживать.

– Точно. И проблем не будет со старикашкой. Он, в общем, всё равно не нужен. Как только возьмём клиента, можно его списывать.

– Лишний скандал, мне кажется, нам ни к чему.

– Да брось, Андрей, какой скандал… Ты посмотри, что в мире творится. Вот-вот война начнётся. Уже давно бы началась, если бы не эти бури… Ни хрена ж не запланируешь… Компасы и то не работают. Вылеты, даже тренировочные, срываются… Бардак…

– Как говорится, что в народе, то и в природе, Ярослав Васильевич.

– Но всё равно начнут. Вот увидишь. Так что действуем по законам военного времени.

Глава 7. НЕ ВЫДЕРЖАЛ

Из мыслей Н. Куйбышева

У микрофона

Длить паузу больше невозможно. Ты стоишь на сцене, готовый к бою. Загримирован и наряжен в императора. Пред тобой микрофон. В лицо светят софиты. Партнёры произнесли свои реплики, и теперь должен заговорить ты. Зал замер. Твоя речь повернёт сюжет в неизвестную сторону. Ну, давай. Ты поднимаешь брови, потом хмуришься, делаешь широкий жест, открываешь рот – а слов нет.

Этот кошмар преследует меня каждую ночь. Главная роль. Трагический герой. Планетарные масштабы. Все ждут фразы, и никто не может подсказать, и суфлёра нет, и нельзя уйти за кулисы, переспросить у режиссёра. Слова крутятся на языке, они практически ясны, не хватает какой-то малости, чтобы из неясной идеи родилась речь. И ты стоишь, и струйка пота течёт между лопаток, и зрителям непонятно: то ли пауза обозначает запредельный драматизм, то ли ты обычный халтурщик, забывший слова.

Снова возвращаюсь к мысленному спору с Марией. Мы – особенные? Как может быть особенным поршень в двигателе? Все остальные – обычные, двигаются в своих заданных циклах, крутят колесо истории, маховик времён… И вдруг один – не такой. Он решил остановиться. Или пойти против такта, навстречу… Это возможно? Что будет? Движок разнесёт? Взрыв? Всплеск излучения? Или не получится ничего, утащит дальше инерция? Или надо оказать сопротивление и в смертной схватке с целым морем бед покончить с ними?

Помню, в детстве мама водила меня в кино. Тогда все ходили в кино, было такое повальное сумасшествие. Дома экранов не было, и вся страна шла, чтобы просмотреть и приобщиться. Меня водили на детские фильмы, но мне они не нравились. Не помню такого, чтобы я интересовался сказочными героями. Всегда считал их ряжеными идиотами. А однажды летом повели на взрослый. Пожалели, не стали одного дома оставлять: мне было восемь тогда, и у меня обе руки были загипсованы… Мама меня за шиворот вела, иначе не получалось… И отец тогда с нами ходил, редкий случай, чтобы вот так, вместе, всей семьёй. Потому и запомнилось. Смотрели мы, кажется, «Ассу». Отец после сказал одно слово: муть. И мама мелко покивала, соглашаясь. Надо же, они ничего не поняли, а я – понял! Понял, что это фильм про совсем другую жизнь, которую можно вести внутри обычной жизни. И мне тоже хотелось выбежать скорее из обычного-привычного, из душного зала на волю, под ветер и под солнце. Я вырвался… сколько раз я вырывался… И начал проталкиваться вперёд. Люди, человек триста, спускаются по высокой каменной лестнице плотной молчаливой толпой. И через них, через сотни сомкнутых спин продирается маленький пацанчик с загипсованными руками, а за ним – родители, с криками, с истерикой: у него руки сломаны! Он упадёт! Держите его!