Остров яблок - [18]

Николай почти ни с кем не разговаривал. От силы – два-три слова за день. Или стоял на берегу, смотрел на океан, или сидел, склонившись над клавиатурой, нахмурив лоб. Попросил было пограничников прокатиться на военном «УАЗике» до устья Малой Тяги, но ему отказали. Сказали, что опасно тут в конце весны ездить на таких маленьких машинках. Только на вездеходе или на вертолёте, больше никак. Медведи уже проснулись, отощали за зиму, выходят из тайги подкормиться. Для них человек в легковушке – консервы. Бегают быстрей лошади, по деревьям лазят, не скроешься от них никуда. Но Николай не поверил: он уже несколько раз ходил в посёлок и знал, что местные ездят и на охоту, и на озёра за рыбой, и в райцентр, и никаких медведей не боятся.

Ветра всё не было. Синоптики обнадёживали: в мае курилка обязательно случается. И вот-вот уже должно бы начаться. Может, сегодня днём, может, завтра. А может и потом, никто не прикажет курилке поторопиться…

+

Камчатский край, пос. Семёновка

22 мая 2011 г.

Дорог вокруг Семёновки почти нет. Небосклон на севере загораживают две горы – вулкан Кошелева и Камбальная сопка. Из-за них робко выглядывают ещё три – Дикий гребень, Ильинская, Желтовская. Скалы, тайга, маленькие речушки, каменные осыпи, песчаные участки берега – всё создано для того, чтобы не пропускать человека, тормозить его движение. Здесь должны жить медведи, волки, лисицы, орлы, мыши, белки, но никак не человек с его привычкой ездить по ровным прямым дорогам.

Для связи с большим миром у жителей посёлка имелся военный вездеход и ГАЗ-66, на котором возили крупу и хлеб из районного центра и отправляли туда же почту, больных, посылки на материк – так здесь называют остальную часть страны, всё, кроме Камчатки.

ГАЗ-66 принадлежал одному из местных рыбаков, Аркаше Прокопенко. Когда накапливались дела в районе, машина собиралась в путь. Так было и в этот день, перед бурей. Собрались за тушёнкой и водкой, а попутно – отвезти партию балыка, только что вышедшего из коптилен, в тамошнюю заготконтору. Аркашка, разбитной молодой парень, наполовину ительмен, широкоскулый, смуглый, взял с собой москвичей – «туристов», как их тут называли. Договаривался о поездке Михаил: посулил бутылку, угостил куревом, попросил подбросить до Нижней Тяги, маленькой речки, впадавшей в океан в двадцати километрах от Семёновки.

Эта речушка знаменита своими волнами, бегущими от океана вверх, к сопкам. От устья до сопок – четыре километра низкого, поросшего кустарником берега. Кочки, канавы, камни, кривой жидкий ивняк. С приходом сильного юго-восточного ветра Нижняя Тяга встаёт на дыбы и летит против течения, сначала загоняя назад, на сопку, свою же пресную воду, а потом уже и морскую. По обоим берегам речки остаётся множество бочагов, озёр, болотинок, заполненных то солёной, то пресной водой. Иногда и рыба, застигнутая штормом, вылетает на берег, остается в мелких озерцах, и местные знают, что на Нижней Тяге можно чуть ли не голыми руками наловить минтая, хариуса и гольца.

Но ловить можно только после того, как курилка успокоится. А пока он дует – лучше сюда не соваться, опасно. Волны случаются до пяти метров высотой. Как ударит такая волна, куда потом утащит – бог весть, лучше не пробовать.

Именно здесь вышли «туристы» из машины. Аркашка предупредил, что курилку можно ждать с минуты на минуту и ни в коем случае нельзя спускаться на побережье, подходить к морю. Но они слушали невнимательно – сами умные, всё знают, ничего не боятся.

А ветер пришёл. Именно такой, при котором бывает настоящее речное цунами: неожиданный, сильный, два часа бушевал, набезобразничал здорово, мало никому не показалось… Аркашка уже выехал из райцентра назад в Семёновку, когда вдруг ударил курилка. Дождь хлынул стеной, дороги стало не видно, и ГАЗ-66 переждал непогоду в небольшом распадке между сопок, под елями. Когда дождь утих, машина двинулась дальше, медленно забираясь на скользкие горки, ещё медленнее спускаясь в овраги, то и дело ныряя в глубоченные колеи. На высоком видном склоне, не доезжая Нижней Тяги, водитель встал, посигналил, закурил и стал ждать «туристов».

Через десять минут со стороны берега, из низины, вылез один из них – пухлый белобрысый Миша, мокрый и грязный. Руки у него тряслись, он заикался и колотил по ноге трубкой рации, пытаясь вернуть её к жизни. Второго, Николая, с ним не было.

– Что, полезли к морю, мудачьё? – ласково поприветствовал Михаила водитель, распахнув дверь кабины с правой стороны.

– Смыло его, смыло, – бормотал Миша и тряс что есть силы сырую рацию.

– Куда, мать твою, смыло? В море?

– Хрен его знает куда, разве тут разглядишь. Поехали скорей за военными, искать его надо.

– Вот сучонок, а! – Аркашка сплюнул и длинно выругался. – Сто раз сказали – не спускаться вниз! А мы городские, умные! Мы всех соплёй перешибём!

– Поехали скорей, ради бога, сами Николая мы не найдём, – бормотал Михаил.

– Поехали, едри тебя в душу… Вот тебе и Коля-Коля-Николай, сиди дома, не гуляй. Ну, туристы, мать вашу…

Береговая охрана объявила тревогу. Пограничный катер сошёл с обычного маршрута и стал прочёсывать прибрежную полосу. Завели вертолёт, двое местных рыбаков вылетели вместе с отрядом спасателей к Нижней Тяге. Михаил в поисках не участвовал: он закрылся в каморке радиста, и сквозь хлипкую филёнчатую дверь слышны были его причитания и обрывки фраз: «Я не отходил, Ярослав Васильевич… Да, знаю, что голову снимете… Клянусь вам… Он просто пропал… Нет, я ничего не пил, можете экспертизу сделать…»