Остров - [6]

"Orients mansion," — кажется, так?

Мамонт стоял, оперевшись грудью о неудобный высокий фальшборт. Надоело сидеть с дураком Степаном в вонючем камбузе. Мамонт предпочел бы удалиться еще дальше; после происшедшего с ним он вообще старался не попадаться никому на глаза.

"Всего-то имущества осталось у Мамонта: трусы да обрывок веревки. И ту куда-то дели, — текли мысли. — Чужая негритянская рубашка, штаны и обуви нет совсем. Кто обворовал меня? Дай ответ! Не дает ответа…"

Внизу опять шуршали, бегали, хихикали. Значит, опять нужно прятаться. Мамонт добела сжал руки, лежащие на планшире. Снова накатила обида, внутри клокотали бессмысленные угрозы. Тогда, в тот день, он, конечно, пришел по приглашению Эллен Белоу.

Войдя в кают-компанию, Мамонт удивился тому, как много на борту яхты людей. На большом сухогрузе, на котором ему приходилось бывать, ходила небольшая команда, "сокращенный экипаж". За столом было много женщин.

"Груз- люди, — Чуть поташнивало от выпитого натощак кофе. — Тонны две людей. Странные мысли вертятся в голове…"

Все еще ныли почки. Застенчиво втиснувшись между сидящими, он сразу же выпил что-то пахучее и слабоградусное. Заранее готовясь взять на себя комическое амплуа, подыскивал в голове какой-нибудь забавный и не слишком лексически сложный тост.

"Языки английский, французский, говяжий…"

Оказывается, он удачно сел напротив Эллен Белоу.

"В отношениях с собой женщины признают только мелодраму. В мелодрамах шутят только злодеи".

Разгрызая лед, почему-то попавший в бокал, Мамонт взялся за покрывавшую тарелку красивую фарфоровую крышку. Внезапно все замолчали.

Под крышкой лежало говно. Самое настоящее. Внезапно стало жарко, будто резко, разом, подскочила температура. Мамонт осторожно поднял глаза — не смотрит ли кто. Смотрели все. Раздался взрыв хохота.

Подскочил желтый негр, бесстрашно схватил говно, сунул его прямо в лицо Мамонту- тот отшатнулся, чуть не упал со стула, — вдруг стал стучать говном по столу, стенам, себя по лбу. Мамонт ничего не понимал. Все вокруг корчились от смеха.

"Какие мерзкие рожи!"

Мамонт озирался вокруг. Кругом мокрые разинутые рты, выпученные глаза. Он понял, наконец, что говно искусственное, муляж, скорее всего- резиновое. Смех становился все сильнее. Напротив, задыхаясь, корчилась от дурацкого смеха Эллен Беллоу.

"Лопнешь", — подумал он, глядя на красное, покрывшееся испариной, лицо.

Она вдруг показалась совсем некрасивой, даже вдруг проявившаяся косметика на этой харе стала выглядеть неуместной.

Мамонт выскочил в коридор. Вслед стонали, ржали и хрюкали. Негр выбивал говном дробь на своих зубах.

Назойливо звякает какая-то ложка, оставленная в стакане, где-то там, в темноте, на столе, заставленном грязной посудой, в грязной каюте — отмечает ход судна.

Сколько их уже было, таких ночей, ночлегов, неизвестно где, предоставленных неизвестно кем и по чьей милости. Обыденный ужас от сознания бессмысленности еще одного прожитого дня. Когда особо остро чувствуется безнадежно точная работа времени, утекания своего драгоценного физического существования.

"Стачивается жизнь, стачивается. Как быстро летит время, как рано закрываются винные магазины," — Приподнявшись, он прижался ухом к переборке, пытаясь уловить за ней звуки супружеской жизни- там спальня хозяев, Эллен. Сейчас белое судно стало железной тарой, тесно набитой людьми. Он покосился на беззвучно спящего Степана. Люди- опасные, подозрительные, непредсказуемые существа. За другой переборкой- уже вода, плотный мрак, там только какие-то холодные равнодушные твари.

Глядя в потолок, подумал о том, что все вокруг него так и не становится реальной жизнью- все это по-прежнему так, черновик. Воображаемое замечательное будущее, не обязанное воплощаться в деталях, не воплощалось совсем- все отодвигалось и отодвигалось во времени. При этом старость не учитывалась совсем- износ его несменяемого тела. Где-то сзади остался период, когда можно было думать о своем возрасте со спокойным достоинством.

"Наверное, это неестественно для моего возраста, когда внимание направленно не наружу, а внутрь себя," — Мамонт нашарил в темноте и отхлебнул виски из бутылки — кто-то наивно оставил ее в камбузе. Сивушный вкус в темноте: знакомое сочетание. Когда-то в столовой на одном из Курильских островов он превратил праздный, давно не используемый, самовар в самогонный аппарат. Там он служил ночью сторожем, а днем- кем-то вроде кухонного мужика. Странный сплав отчаяния и апатии, возникший в курильском поселке, ощущался, не исчез и здесь, в этой негритянской каюте.

А до этого, после бесконечных скитаний по стране, он дошел вроде до края, уперся в морскую границу. Там, на Дальнем Востоке, Мамонт устроился матросом на большое рыболовное судно, — как будто, наконец, повезло, — но в труде не преуспел. Перешел было на плавучий рыбокомбинат "матросом-рыбообработчиком", стоял у конвейера, среди баб, чистил рыбу, но и здесь отставал от других и был изгнан. Осел в поселке на одном из Курильских островов. Теперь вроде никем. Неформально, без всяких отметок в трудовой книжке, притерся к местной поселковой столовой. Скитался по маленькому поселку, где и скитаться было негде, пытался ловить рыбу удочкой на берегу. Над такой рыбалкой смеялись. Пытался еще заготовлять лекарственные водоросли или просто собирал, выброшенный океаном, мусор, выискивал в нем что-то более-менее ценное, вроде пустых бутылок.