Он долго думал, тихонько покачивался на стуле у моей постели. Потом говорит:
— Дело не только в неприятностях на работе, Борис Петрович. Переутомились вы от непомерного потока информации, когда материал диссертации собирали. Захлебнулись вы в нем. Отдышаться вам надо на песочке, отдохнуть от информации и от носителей информации…
Что-то еще он говорил, но я его уже не слышал. В моей голове снова закрутились жернова, и я потерял сознание. А когда очнулся, у моей постели в той же позе сидел доктор Барновский. Увидев, что я открыл глаза, он вздохнул с облегчением и сказал, как бы продолжая прерванную беседу:
— Так, выходит, голубчик, хотите отдохнуть от людей?
— Мечтаю об этом, доктор. Да куда от них скроешься?
Он наклонился ко мне, голову набок склонил, снизу вверх в лицо заглядывает:
— А если мы вам остров выделим?
Не поверил я ему.
— Целый остров? — спрашиваю. — В море? Без людей?
— Целый остров, — отвечает. — Будете в некотором роде управителем острова.
— А почему «в некотором роде»?
— Видите ли, оставить в бездействии ваш мозг и нервные центры позвоночника нельзя. Болезнь усугубится. Поэтому мы подключим ваш мозг с помощью антенны к вычислительной машине, управляющей островом-маяком. Таким образом, мозг будет под постоянной нагрузкой. И в то же время он, будет отдыхать — нагрузка-то небольшая, ничтожная, можна сказать, нагрузка для человеческого мозга. Никаких новых идей от него не потребуется, просто — отвечать на запросы судов, выдавать метеосводки, справки о фарватере. В общем, побудете островом. Островом в открытом море…
Его глаза глядели куда-то далеко-далеко…
— Человек-остров — красиво звучит, — сказал я. — Пожалуй, это понятие не лишено смысла. Большего, чем тот, что заключен в каждом из двух слов порознь.
Он положил мне руку на плечо, и она была как живой теплый мост через пропасть, отделяющую меня от других людей. Я думал в ту минуту: «Разве и раньше я не был островом? Дрейфующим островом. Островом среди островов и льдин. Мы мешали друг другу, потому что острова должны дрейфовать в некотором отдалении один от другого…»
— Я могу считать, что вы согласны? — как бы вскользь спросил он, а затем уже произнес другую фразу, фразу основного текста: — Значит, мы поняли друг друга.
Сегодня меня начали готовить к пребыванию на острове. До полусмерти утомили анализами. Несколько часов я находился в шлеме — снимали записи биотоков мозга, энцефалограмму, эограмму, мнемобиограмму и еще бог весть что. Составляли генокарту и энергокарту организма, потом отдельно энергокарты и эограммы рук и ног, которые будут управлять автономными приборами.
Через два дня самолет отвезет меня туда, где я найду покой и стану самим собой — островом в открытом море.
Тогда и сообщу вам, на какой адрес мне писать.
Всего вам доброго.
Борис
ПИСЬМО ТРЕТЬЕ
11 мая
Здравствуйте, родные!
Уже несколько дней я на острове. Море ласкает мои руки, перебирает волосы. Волны плещутся у моих щек, у губ, у лба, выгибают упругие ласковые спины под моими руками, мурлычут, трутся о ноги, лижут ступни. Пена прибоя освежает меня, вливает силы и спокойствие. А иногда встают волны на задние лапы, — и тогда видно, какие они могучие, — встряхивают гривами, окатывая остров и меня мелкими брызгами. Раньше я и не знал, сколько силы могут дать человеку бушующие волны, не знал прямой зависимости между силой и спокойствием.
С островом я слит нераздельно. У меня такое ощущение, что его береговые линии стали очертаниями моего тела, что его бухты — это изгибы моей шеи. Когда прибой наполняет водой гроты, тело мое тяжелеет, когда волны, с шипением отступают, приходит облегчение.
На моей голове — шлем с антеннами, на руках — браслеты-антенны. Они осуществляют прямую и обратную связь с мозгом острова-маяка — вычислительной машиной и двумя роботами. Вычислительной машине подчиняются все службы острова, а она подчиняется мне.
Но мое ощущение острова как самого себя нельзя объяснить лишь этой связью. Между нами что-то большее, в этой близости и общности участвует мое воображение.
Когда море ласковое и спокойное, когда оно едва вздымается, натягиваясь под лучами солнца, я отдыхаю. Но и когда оно бушует, я отдыхаю тоже. Когда волны спешат одна за другой, седея от страха и ярости, когда расшибаются о мои каменные колени, когда пытаются подскочить повыше, чтобы заглянуть мне в глаза, я смеюсь от радости и отдыхаю душой. У моря нет человеческой поспешности, суетливости, и суетности. За эти несколько дней ко мне пришли такие мысли, которых я бы не сумел родить в течение всей жизни.
Помните, я долго не мог закончить кандидатскую диссертацию, не мог обобщить фактов, которые накопил в результате опытов? Когда я здесь вспоминаю это, мне смешно. Тех мыслей о природе, о человеческом организме, которые у меня появились здесь, хватило бы для десятка докторских диссертаций. Иногда я делаю записи на диктофоне, но слов не хватает, слишком бедна человеческая речь, чтобы выразить все, что я здесь понял.
Сплю я теперь хорошо, крепко, почти без сновидений. А если и приснится что-нибудь, то все больше море, скалы. Волны катятся на берег, завиваясь белой бахромой, белые барашки пасутся на зеленых волнах, а над ними кружат и судачат чайки. Просыпаюсь я бодрым, свежим. Жернова в голове умолкли. Сознание ясное, четкое.
