Остров в Меланезии - [10]

Подведомственная мне больница, расположенная в северном секторе поселка, пользовалась неважной репутацией среди островитян. По общему мнению, здесь водилась нечистая сила. По всему острову расползались всякие страшные истории, основанные на древних племенных преданиях.

Вокруг маленького помещения больницы сидели старухи-колдуньи и варили в больших горшках волшебные снадобья. Древние старики жевали бетель и злобно плевали вслед прохожим, прибывшим сюда из чужих деревень. Здесь собирались мужчины и женщины на праздники песни и с таким ожесточением били в барабаны, что ни заключенные в тюрьме, ни Коункам на своей плантации, ни сам начальник администрации и его жена всю ночь глаз не могли сомкнуть от невероятного грохота. И только очень тяжелые больные оставались в постели.

Мои больные являли собой чрезвычайно яркую галерею лиц, характеров и темпераментов. Днем, когда я находился поблизости, они томились от скуки, заполнявшей их серые, больничные будни.

К помещению больницы примыкал небольшой барак, в котором размещалось около сорока туберкулезных больных. Их направлял сюда для климатотерапии главный областной врач, резиденция которого была на Сохано. Туберкулезным полагалось воздерживаться от контактов с другими больными, но с этим правилом никто не считался. Если больной чувствовал себя настолько хорошо, что вставал с постели, он делал все, что ему заблагорассудится.

Среди больных были не только бугенвильцы, но и уроженцы других островов: Ниссан, Килинаилау, Бука… Многие пациенты были невероятно трудолюбивы. Хотя все они в общем чувствовали себя неважно и к тому же были очень истощены, вынужденное безделье было для них невыносимо, и они работали в садах и на огородах.

Большинство больных находилось в больнице несколько месяцев, а некоторые больше года. К лекарствам, не говоря уж об инъекциях стрептомицина, мои пациенты относились крайне недоверчиво, ибо считали, что ничего, кроме вреда, эти пилюли, микстуры и уколы не приносят. Больные шли на любую хитрость, только бы не принять лекарство, а когда я объяснял им, что это лишь продлит их пребывание в больнице, они пожимали плечами и заявляли, что чувствуют себя превосходно.

Кроме того, здешние больные не привыкли лежать в постели, как это принято в наших больницах. Они уходили и приходили когда им заблагорассудится. Если же я пытался запретить им эти прогулки, они рано или поздно впадали в апатию и теряли всякий вкус к жизни. Хорошо еще, что наши туберкулезники вообще не разбегались по домам. Еще лучше было бы, если бы нам в конце концов удалось покончить с этой болезнью. Поэтому я делал все для того, чтобы больные были довольны.

Роза была родом из деревни, расположенной на западном побережье острова в округе Кериака. Хотя мы называли ее Розой, ее настоящее имя было Реав, что означает Чистое Небо. Она влюбилась в Коункама, который был уже женат и имел целую кучу детей. Тем не менее каждый вечер Роза старались улизнуть из больницы и пробраться на плантацию, вместо того чтобы спокойно лежать в постели, как полагается больным туберкулезом. Коункам весьма охотно принимал эти ночные ласки, вносившие определенное разнообразие в его отношения с законной супругой.

Мне было давно известно, что у Розы — роман, но никто не мог мне сказать ничего определенного. А потом я узнал, что Чистое Небо замужем, и что ее муж тоже болен туберкулезом. Однако болезнь настолько подорвала его силы, что он уже не мог выполнять требования, которые любящая жена обычно предъявляет законному супругу.

Поскольку миссионеры усердно проповедовали догматы христианской веры, возникло весьма досадное противоречие между старой и новой моралью, что в свою очередь породило оригинальные представления о сексуальной распущенности как об одном из самых тяжких грехов, известных нашей церкви.

— Ты же знаешь, что мой муж Камлин никуда не годится! — вознегодовала Чистое Небо, когда я решил поговорить с ней о визитах к Коункаму, которого она может заразить туберкулезом.

— Коункам здоров, а ты больна, — заметил я глубокомысленно.

— Но я люблю его! — воскликнула Чистое Небо. — А ты не хуже меня знаешь, что человеку нужна любовь!

Мы так громко кричали друг на друга, что вокруг нас стали собираться любопытные. Они изо всех сил поддерживали Чистое Небо, одобрительно комментируя каждое ее высказывание. Они непрерывно жевали бетель, и у меня все время было такое чувство, словно я вызываю у них неприязнь. В конце концов я привел юную грешницу в контору и еще раз попытался ее урезонить.

— Я слышал, что ты иногда наведываешься и в полицейскую казарму. Это правда?

— Нет!

Чистое Небо стояла передо мной, перебирая пальцами набедренную повязку. Потом она заплакала. Слезы катились по ее щекам, словно маленькие жемчужины, глаза затуманились, губы дрожали. Я молча смотрел на нее несколько секунд, и мне стало очень жаль ее. Ведь ей было всего лет семнадцать-восемнадцать, не больше.

Она была миловидна, даже красива. В поселке она считалась первой красавицей, и молодые люди, все как один, волочились за ней. То, что она больна, никого особенно не беспокоило.