Остров Утопия - [51]

Глашатай, стоявший на городской стене, принялся зачитывать приговор. Его раскатистый голос отражался от стен и мощёной дороги, от стихшего и застывшего, как стекло, воздуха.

Я споткнулся о решётку люка канализации, и конвоир дал мне затрещину. Поэтому начало речи глашатая в памяти не отразилось.

– … расхищении народного достояния, государственных недр…

Затем голос потонул в рёве толпы, которая не смогла сдержать праведного гнева.

– Смерть ублюдку! – восторженно орала толпа. – Четвертовать!

Я оглядел собравшихся вокруг людей. Многие находились на грани исступления. Они испытывали едва ли не эротическое удовольствие. В воздухе витал запах грубого секса. Надо полагать, момент, когда моя голова слетит с плеч, они запомнят надолго.

Внезапно всё стихло.

В опустившейся на площадь тишине набирал силу протяжный женский визг. Я обернулся на его источник. К городской стене.

Из задницы высокородной матроны торчала арбалетная стрела! Растерянный женишок упал на колени и в растерянности водил руками по дражайшему крупу.

Наконец, уже он истошно завизжал в сторону площади:

– Поймать!.. Повесить с-суку!

Из-за толпы донёсся топот конских копыт по брусчатке. Я различил знакомый силуэт – той, что уносилась прочь. Лиан не бросила меня! Она уводила за собой стражников! Те, получив приказ «поймать и повесить», ринулись следом. Про виновника торжества позабыли.

Он уже знал, что делать, проблеск надежды вернул ему силы. Я раскидал стражников и сам взбежал на эшафот. К украшенному жемчугом топору. Схватил оружие и рубанул им по животу грузного палача. Поток крови хлынул на толпу, на тела людей. Женщины, ещё не осознавшие произошедшего, принялись втирать кровь в одежду. Они всё ещё находились под влиянием сладострастия казни.

Вращение топора над головой помогало не подпускать к себе стражников. Я спрыгнул на мостовую. Подбежал к люку канализации.

«Надеюсь, у тебя крепкий топор, палач!» – я рубанул по преграде.

Решётка из твёрдого, но хрупкого чугуна треснула. Ещё два-три раза, и можно нырять вниз. Напахнуло дерьмом. Не думал, что свобода может вонять подобным образом.

В промежутках между ударами по люку приходилось крутить топором над собой, отгоняя страдников. Самый мощный, третий удар разрушил преграду, и жемчужины с рукояти осыпались вниз.

Я успел нырнуть в спасительное дерьмо, и арбалетные стрелы пронеслись над головой. «Свобода», – на глаза попались застрявшие в стоках жемчужины. Я был готов упасть в обморок: от ликования и вони канализации.

Топор выбросил. Плыть нужно налегке. В отверстии, из которого я только что выпал, показались лучники. Я нырнул поглубже и долго плыл под «водой».

Иногда казалось, что в канализационных трассах, из-за смрадного тумана, раздаются крики.

Рядом плавали брёвна, а один раз мой путь пересёкся с трупом. Тот сильно разложился, и я не понимал, кто это был раньше, при жизни. Человек или животное. Возможно, осел.

Иногда в канале раздавались странные звуки – будто он живой и тяжко вздыхает. Или испускает последний вздох, как старое чудовище.

Рой навозных мух витал над головой. Мне это надоело, и я прихлопнул одну. Остальные, уяснив, что я, скорее, жив, с возмущённым жужжанием унеслись прочь. Искать менее опасного и приветливого мертвеца.

Среди водопроводных труб ползали то ли большие чёрные черви, то ли мелкие змеи. Странные, не вполне естественного вида жуки. Чересчур крупные крысы.

Наконец, впереди забрезжил дневной свет. Я рванулся туда, обновляя местный рекорд по плаванью в сточных водах. Я был счастлив плескаться в дерьме, так как знал, что в конце ждёт свет.

* * *

Мы могли встретиться лишь в одном месте. Там, где вышли на берег. Я спросил у местного забулдыги дорогу к изумрудному руднику, и тот более-менее объяснил, как добраться.

На долгом пути удалось никого не убить. Я радовался тому, что жив. Радовался тому, кем спасён. Всё сложилось как нельзя лучше.

Я долго думал над тем, что сказать Лиан. Ведь момент будет подходящий. И когда показалось, что слова найдены, понял, что уже близко от рудника. Дорожка вела между скал, кое-где поросших зеленью. Деревья буквально цеплялись за отвесные стены камня и редкие полоски земли.

Я обходил зону разработок стороной, как посоветовал местный бездомный. На гористую местность опускались первые сумерки. Жара спадала. Повсюду лежали большие валуны. Овраги на моём пути постепенно превратились в обрывы, дно которых скрывал туман.

Скалы буквально вырастили из тумана. Покрытых зеленью вершин больше не попадалось.

Я вышел к старой канатной дороге. Ступил на неё. Доски угрожающе скрипели от каждого шага. А когда полотно предательски качнулось над обрывом, я едва не выпустил камня, что пригрелся внутри. Вокруг шумел горный ветер.

* * *

Я подходил к месту встречи со стороны моря, а не лесистых гор. И поэтому увидел рыбацкий посёлок иначе, чем в первый раз.

Извилистый песчаный берег формировал небольшой залив с белеющими берегами и дном. На отмели лежала старая яхта, днище которой поросло ракушками. Нехитрый деревянный причал для рыбацких лодок тянулся от хижин примерно к середине залива.

Там едва белел полузатопленный островок – песчаная отмель. Видимо, вечерний отлив обнажил часть дна. Теперь маленький остров проявлял себя призрачным свечением песка сквозь неглубокую воду.