Остров тетушки Каролины - [49]

Настроенная на бодрый лад, она живо вскочила с постели. Умылась, одела праздничное марокеновое платье в зеленоватых, красных и ярко-желтых разводах, достала шляпу, украшенную вишнями и пташками, и в прекрасном настроении вышла на палубу.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой тетушка Каролина сталкивается с членами клуба «Жрицы Афродиты»

На закате дня одиннадцать женщин с деловым видом входили в желтый салон, расположенный на верхней палубе. Салон помещался на левом борту, и очевидцы утверждают, что, когда дамы, пропуская друг друга, толпились у его дверей, «Алькантара» слегка накренилась на левый бок. Ничего удивительного в этом не было. Члены клуба «Жрицы Афродиты», представлявшие собой единое гармонически уравновешенное целое, подчинялись, как и все в мире, законам физики. Говорят, это необычное зрелище так подействовало на одного пассажира, что он страшно побледнел и даже пробовал покинуть пароход, перемахнув через перила. Позднее он признавался, что его испугала перспектива попасть к одной из этих дам в мужья.

Наверняка найдутся на свете мужчины, которые посчитают этого человека трусом. Они примутся уверять, что обуздают любую женщину и не станут из-за нее прыгать за борт. Но познакомьте этих хвастунов с одной из жриц, и спесь с них живо слетит. Пусть-ка попробует жениться ну хотя бы на Дези Компсон, председательнице знаменитого дамского клуба, весьма кокетливой особе весом сто шестьдесят пять килограммов! От подобного сорта женщин избавиться почти невозможно. Разве только придет на выручку смерть. Генри Компсон, например, призывал ее уже на третий день после брачной ночи. Ему стало невмоготу. Умирая, он выражал искреннее сожаление, что, пропустив однажды урок естественной истории в начальной школе, своевременно не узнал о существовании самки богомола, пожирающей самца сразу после окончания любовной игры.

Клуб «Жрицы Афродиты» состоял из одиннадцати Дези Компсон. Имена их звучали по-разному, но все они были одинаково могучего телосложения. Сейчас они как раз входили в желтый салон, который облюбовали в надежде, что здесь им никто не помешает. Последнего опасаться не было оснований. Когда наконец все одиннадцать жриц заняли свои места, проскользнуть в салон сумел бы разве что уж.

Заседание клуба открыла миссис Компсон; она приветствовала собравшихся и выразила радость, что наконец-то жрицы могут спокойно обсудить крайне важный вопрос, занимающий их всех уже давно.

– В последнее время мы пренебрегали своими обязанностями членов клуба, милые подруги, – сказала миссис Компсон, сразу приступив к самой сути. – Второй пункт нашего устава, как вы знаете, гласит, что каждый член клуба обязан ежедневно совершать доброе дело. Выполняем ли мы этот пункт, дорогие подруги? Нет, не выполняем, с глубоким сожалением отвечаю я и за себя и за всех вас. Мы забыли о своих обязанностях, потому что сердца наши зачерствели.

Тут миссис Компсон сделала драматическую паузу и затем продолжала с дрожью в голосе:

– Давайте же посвятим сегодняшний вечер размышлениям о том, каким образом нам исправиться, как вернуть нашему клубу его былую славу. Думаю, лучше всего начать с того, что каждая из нас изольет свою душу… Исповедь – замечательная вещь. Важно, конечно, кто и при каких обстоятельствах исповедуется. Тут следует проявить максимум светского такта. Условия можно считать наилучшими, если, к примеру, часы бьют десять вечера, исповедующийся сидит в удобном, мягком кресле, ощущает у себя во рту вкус фазаньего филе, в меру охлажденного мозельвейна и сосредоточенно смотрит на портрет какого-нибудь выдающегося государственного деятеля. В такие минуты совесть предпочитает говорить сдержанно, она неспособна на проявление каких-нибудь нежелательных крайностей.

Члены клуба «Жрицы Афродиты» поняли, что час исповеди пробил. Все десять дам с благодарностью взглянули на председательницу, из их пышных грудей вылетел дружный вздох.

– Я знаю, как трудно, мои дорогие подруги, каяться в собственном несовершенстве… – На этот раз миссис Компсон затянула паузу до того крайнего предела, когда человек начинает чувствовать, как у него по спине пробегает холодок. – Но это единственный путь, который нам остается. А поэтому давайте сразу же, с самого начала смело и открыто признаемся, в чем наши основные ошибки. Я думаю, что ответ очень прост. Мы действуем без высокого вдохновения. Да, да, я утверждаю, у нас отсутствует тот творческий подъем, которым должен сопровождаться каждый добрый поступок цивилизованного человека. Если нет творческого горения, доброе дело превращается в низменную прозу и не может принести облагодетельствованному ничего, кроме разочарования. Ведь и несчастные бедняки способны кое-что чувствовать! Последний оборванный нищий ощутит горечь, убедившись, что мы даем ему только материальные ценности, а самое дорогое в жизни – искрометные дары духа – эгоистично оставляем себе. С прискорбием констатирую: за последние два месяца я не совершила ни одного доброго дела, которым могла бы гордиться. Я ограничивалась раздачей милостыни. А веру, надежду и любовь дать бедным людям не сумела. О боже, какая разница в сравнении с тем временем, когда мы основывали клуб! Как чисты и благородны были тогда наши сердца! Я помню незначительный, но характерный случай… Не хотите ли, чтобы я рассказала вам о нем, дорогие подруги?