Остров. Тайна Софии - [127]

Смерть Анны оставила за собой след из других разбитых, разрушенных судеб – не только судеб ее сестры, отца и мужа, но и дочери. Софии не было еще и двух лет, и скоро она заметила, что ее родители куда-то исчезли. Бабушка с дедушкой сказали, что те ненадолго уехали. Первое время девочка постоянно плакала, но потом начала забывать родителей. Что же до Александроса и Элефтерии Вандулакисов, в один вечер они потеряли и сына, и надежды на будущее, и репутацию семейства. Все, чего они так опасались, когда Андреас женился на девушке ниже их по положению, исполнилось до последней точки. Элефтерии, которая с такой готовностью приняла Анну Петракис, пришлось горько пожалеть об этом. Вскоре их внимание привлекло отсутствие Маноли, и Вандулакисы догадались, что стало причиной ужасающих событий на празднике Святого Тита. Эта женщина навлекла на них глубочайшее бесчестье, а мысли о сыне, томящемся в тюремной камере, еще много лет наполняли сердца Александроса и Элефтерии неизбывной мукой.

Суд над Андреасом проходил в Агиос Николаос и продолжался три дня. Мария, Фотини и несколько жителей деревни были вызваны в качестве свидетелей, а из Ираклиона приехал, чтобы дать показания, доктор Кирицис. Он остался после суда, чтобы переговорить с Марией. Элефтерия и Александрос с каменными лицами сидели в зале, мучимые тревогой и стыдом при мысли о том, что на них все смотрят. Известие об убийстве прогремело по всему Криту, и теперь его подробности обсасывались на каждом углу, а ежедневная газета неизменно помещала на первую полосу материалы об этом деле. Гиоргис присутствовал на всех заседаниях, от первого до последнего. И хотя пожилой рыбак жаждал справедливости, он ничуть не сомневался, что именно поведение его дочери спровоцировало яростную реакцию Андреаса. Впервые за четырнадцать лет он благодарил Бога, что Элени нет в живых.

Глава двадцать четвертая

1958

Несколько месяцев Вандулакисы и Петракисы не общались. Однако нужно было подумать о Софии – ледяному периоду отчуждения следовало положить конец хотя бы ради девочки. Элефтерия согласилась с идеей примирения быстрее мужа, но и Александрос, поразмыслив, начал понимать, что пострадала не только его семья. Он осознал, что печальные события тяжко отразились на обеих сторонах, и с присущей ему почти математической скрупулезностью взвесил потери каждого семейства. Со стороны Вандулакисов: один сын-заключенный, один опозоренный племянник, одна фамильная репутация, разрушенная до основания. Со стороны Петракисов: одна мертвая дочь, одна семья, почти уничтоженная в результате убийства, а до этого – лепры. По мнению Александроса, счет был примерно равным. Где-то посередине стояла София, и их обязанностью было хоть как-то наладить общение ради маленькой девочки.

В конце концов Александрос отправил Гиоргису письмо.

«У нас были некоторые разногласия, но пора положить им конец. София растет без родителей, и лучшее, что мы можем ей предложить, – это любовь и дружба остальных родственников. Мы с Элефтерией будем очень рады, если вы с Марией сможете приехать к нам на обед в следующее воскресенье».

В доме Гиоргиса не было телефона, поэтому он поспешил в бар и позвонил оттуда. Гиоргис хотел как можно быстрее дать знать Александросу, что его приглашение принято и они с Марией будут рады прийти. Это сообщение он передал через экономку Вандулакисов. Однако когда письмо прочитала Мария, ее охватили более разноречивые чувства.

– «Некоторые разногласия»! – фыркнула она. – Что он хочет этим сказать? Как он мог назвать то, что его сын убил твою дочь, некоторыми разногласиями?

Гиоргис молчал.

– Он что, совсем не признает за собой вины? Где его раскаяние? Где извинения? – все более распаляясь, кричала Мария.

– Мария, послушай меня! Успокойся. Он не признает за собой вины, потому что никакой вины за ним нет, – сказал Гиоргис. – Отец не должен отвечать за поступки сына, ведь так?

Подумав, Мария решила, что отец прав. Если бы на родителей возлагали тяжесть ошибок их детей, мир был бы совсем другим. В этом случае и Гиоргиса можно было бы винить в том, что его старшая дочь своим безрассудством и неверностью довела мужа до того, что он ее застрелил.

– Все правильно, отец, – согласилась Мария. – Ты прав. Единственное, что сейчас важно, – это София.

После этого семьи начали постепенно налаживать более-менее дружеские отношения, негласно признав, что ответственность за трагедию лежит на них обеих. Софию с самого начала оградили от всего, что случилось. Она жила с дедом и бабушкой, но каждую неделю приезжала в Плаку, чтобы провести день со вторым дедом и Марией, которые развлекали ее, как могли. Они катались на лодке, ловили рыбу, крабов и морских ежей, плескались в море и отправлялись на короткие прогулки по скалистым тропкам. К шести вечера, когда они привозили Софию обратно в дом Вандулакисов под Элундой, все уже валились с ног от усталости. Оба деда и бабушка души не чаяли в девочке, так что ей грех было на что-то жаловаться.

Когда весну сменило раннее лето, Кирицис подсчитал, что с похорон Анны, а значит, и того дня, когда он отвез Марию в Элунду, прошло ровно двести дней, и осознал, что у них с Марией, по-видимому, так ничего и не получится. Каждый день он пытался заставить себя не думать о том, как могло бы все обернуться. Он вел такую же размеренную жизнь, как и всегда: ровно в семь тридцать утра уходил в больницу, возвращался около восьми и проводил вечер в одиночестве, за чтением, исследованиями и написанием писем. Это занимало все время, и многие коллеги и знакомые искренне завидовали его рвению и очевидной увлеченности своим делом.