Остров страха - [22]

Впрочем, однажды ей реально повезло. Правда, ненадолго. Единственный человек, которого она могла бы представить рядом, с которым могла бы говорить часами и впустить его к себе в сердце, находился сейчас очень далеко. Там, откуда не возвращаются. Она знала его всего несколько недель и не успела сблизиться настолько, чтобы называть своим другом, но ведь иногда коротких мгновений хватает, чтобы понять, кто тебе нужен. Этого человека уже не существовало в природе, его больше нет, его нельзя потрогать руками, нельзя услышать, увидеть и хотя бы представить, каково будет находиться в его крепких объятиях. И до сих пор Наталья Ростовцева, пересекавшаяся с ним лишь по долгу своей журналисткой службы, не понимала, нормально ли по нему горевать.

Здесь, на берегу Озера, ей казалось, что совершенно нормально.

И Наташа горевала. Беззвучно, но обильно. Она не пытаясь вытирать слезы. Озеро равнодушно взирало на ее страдания, не вмешиваясь ни шелестом ветвей, ни дуновением ветерка. Сквозь пелену слез Наташа видела Остров и далекий противоположный берег, и тоска сжимала сердце еще сильнее. Она вспомнила картину, увиденную на каком-то бюджетном вернисаже. Они рассматривали ее вместе с Кирой, и девочка долго не могла отвести глаз, словно загипнотизированная. На острове, окруженном беспокойными морским водами, стоял средневековый замок с двумя красивыми башнями. Над ним кружили птицы, оранжевый диск солнца поднимался из пучины. Наталье хотелось бы очутиться на острове — на том, что был нарисован на дешевом холсте. Очутиться в картине, в книге, в сказке — где угодно, лишь бы подальше от мира, из которого, как от поцелуя дементора Джоан Роулинг, ушла вся радость…

3

…Она делала репортаж. Формулировка темы звучала как аннотация к дешевым и пошловатым советским кинодетективам: «Будни уголовного розыска». Но Чудинов пресек споры на корню: «Это прогиб перед городским управлением внутренних дел. Хочешь и дальше работать — умей работать языком».

Прогиб так прогиб, как скажете, гражданин начальник, тем более что она уже сыта по горло хмырями из ОБЭП, лощеными, циничными, равнодушными. Наташа как раз заканчивала материал по одному из районных отделов. Начальник ОБЭП на ее глазах мутузил, как футбольный мячик, человека, принесшего челобитную. Молодая женщина, измученная хождениями по коридорам, отчаявшаяся и малопривлекательная, предпринимала последнюю попытку возбудить уголовное дело против семейного психолога, который отнял бизнес у ее родителей и едва не довел мать до сумасшедшего дома. Начальник женщину не слушал, строчил что-то в бумажках. Пальцы с внушительными золотыми перстнями мелькали над столом, на волосатой груди блестела толстая цепь с православным крестом. «В российском уголовном праве нет прецедентов вашему делу, — выдавливал сквозь зубы обэповец, не отрывая глаз от бумаг, — ничем не могу помочь. Да и состава преступления в действиях вашего психолога не обнаружено». Уже в коридоре, когда бессмысленная аудиенция подошла к концу, Наташа объяснила несчастной девушке, что ни одна сволочь в этом заведении не оторвет зад от стула, пока не увидит, чем можно поживиться.

Так что к черту этих бизнесменов в погонах, поработать бы с нормальными ребятами, которые действительно занимаются делом, тем более что в органах таких ребят с каждым годом оставалось все меньше и меньше.

В уголовном розыске Наташу свели с лучшим опером, майором Сергеем Ковалевым. Человек он был замкнутый, неразговорчивый, не любил не только рассказывать о своих подвигах, но даже предавать их огласке. Вообще парень поначалу производил впечатление эдакого буки, который может и по матушке послать, и камеру разбить (а в мастерстве разбивать камеры и лица их хозяев с ментами едва ли кто-то может сравниться), но с течением времени становилось видно, что не все так просто с этим майором. Такой фрукт в органах встречался Наташе едва ли не впервые за ее десятилетнюю карьеру. Блаженный с пушкой наперевес, круглыми бицепсами и играющими желваками — готовая фреска для собора какой-нибудь правоохранительной богоматери.

Ковалев не брал взяток (медицинский факт, подтверждаемый сослуживцами и фигурантами уголовных дел). Ковалев не только не бил подследственных на допросах, но даже не позволял себе перейти в общении с ними на «ты». Не крышевал бизнес и не имел никаких побочных источников доходов. Жил скромно, в обычной панельной девятиэтажке, один воспитывал дочь, ездил на очень подержанном «Мерседесе», в отпуск уходил раз в два года и отдыхал отнюдь не в Таиланде, а у матери в деревне, где латал протекающие крыши, заготавливал дрова и удил рыбу.

Аномальный мент.

Лишь спустя несколько дней после шапочного знакомства Наташа Ростовцева сумела развести его на большое интервью для «Радара», и повод представился стопроцентный. Майор Ковалев взял «авторитета» Сеню Креста на торговле оружием и наркотиками, не побоялся ни давления снизу, ни настоятельных рекомендаций сверху, ни дружеских советов справа и слева. И не просто взял, а еще и отказался отпустить за солидные отступные. То, что Сенька Крестовский потом удачно выскользнул из объятий Фемиды и без содействия Ковалева, это уже второй вопрос, но майор все равно прославился на всю ивановскую, и не в последнюю очередь благодаря интервью и репортажу Натальи Ростовцевой.