Остров разбитых сердец - [17]

Наконец мотор стихает. Слава тебе, Господи!

– Дальше на снегоходе нельзя, – говорит Кертис, неся вещи в запряженную лошадью повозку, которая ждет на берегу. – Еще неделька тепла, и пролив будет выглядеть как мартини со льдом.

Через двадцать минут они подъезжают к крошечному каменному домику в центральной части городка.

– Энни-Фэнни! – кричит тетя Кейт, сбегая с крыльца в мохнатых тапочках и обнимая племянницу. – С приездом! – Она берет ее лицо обеими руками и целует в щеки. – Ну пойдем в дом. Спасибо, Кертис, – Кейт передает ему деньги. – В субботу ты нам снова понадобишься.

Перешагнув порог, Энни ощущает смешанный аромат кофе, дерева и ванили. Делает глубокий вдох и улыбается. Она живет в элитной квартире в престижном районе Манхэттена, но ей все-таки кажется, что настоящий уютный дом должен быть именно таким, как этот. Стены сплошь завешаны работами Кейт и всякими занятными вещицами. На широких досках пола внахлест, как кривые зубы, постелены индейские коврики. В углу, в каменной печке, потрескивает огонь.

– Люси! – вскрикивает Энни, беря в охапку пушистую кошку.

С кресла в миссионерском стиле встает Кап Францель, как его зовут здесь, и гостья вздрагивает от неожиданности:

– Дедушка! Ты разве еще не спишь?

– Получил твое письмо по электронной почте. – Он неуклюже подходит и кладет свою большую лапу на голову Энни. – Дай, думаю, дождусь и поздороваюсь. Я ведь в том возрасте, когда завтра может и не настать.

Голос у него хриплый и резкий. Энни хорошо представляет себе, как он командовал грузовым кораблем, пока сам себя не разжаловал в паромщики. Левая сторона лица у него парализована после потасовки в баре (так, по крайней мере, говорили Энни), и поэтому он не может улыбаться. Этот Замороженный, как его называют местные ребятишки, внушал Кристен ужас. Ну а Энни всегда умела видеть в нем не только суровую внешность.

– Дедуля, ты такой милый, – говорит она, целуя колючую щеку. – Я по тебе соскучилась.

Нежность внучки, как всегда, смутила капитана. Он меняет тему:

– Как мать?

Энни вдруг кажется, что у нее на сердце разошелся шов. Дедушка тоскует по дочери. Она, Энни, тоскует по маме, а мама – по Кристен. Получается целая цепочка несчастной любви.

– Нормально. Отчасти из-за нее я сюда и приехала.

Кейт жестом приглашает ее сесть рядом с собой на диван. Она садится, тоже кладет ноги на пуфик и выдает дедушке сокращенную версию того, что тетя уже слышала:

– С тех пор как Крисси исчезла, маму будто подменили. Конечно, я желаю ей победы в конкурсе, но, по-моему, она совсем на нем зациклилась. Поэтому, когда она приняла мой альбом с цитатами за альбом Кристен, я не стала ее разубеждать. Понадеялась, что надписи на полях – они на самом деле мои – помогут ей увидеть, как она изменилась. Я уже почти достучалась до нее – под именем Крисси, но потом взяла и сдуру попросила поехать со мной сюда. Она дико испугалась. Прямо затряслась. И сказала знаешь что? Что, приехав на остров, я не верну сестру. То есть ради Кристен она готова на все, а на меня ей насра… Ой, извини, дедушка! До меня ей дела нет.

– Раненые собаки частенько кусаются, – говорит капитан.

– Не слабо она меня укусила! Клянусь, она едва помнит о моем существовании.

– Неправда, – улыбается Кейт. – Наверняка она до сих пор пользуется тобой для минимизации налогов.

– Может быть, – усмехается Энни. – Сейчас она продает свои квартиры и радуется, что я умотала. В последнее время мы почти не разговаривали.

Кейт качает головой:

– Смерть Кристен ее подкосила.

Энни прикусывает губу. Дело не только в смерти Крисси. Вернее, в исчезновении (она предпочитает думать так). Пару лет назад они втроем ходили в кино и на долгие прогулки, а по субботам катались на велосипедах. Потом все стало по-другому.

– Она начала меняться, когда мы с Кристен уехали в колледж.

– Это от одиночества, – отвечает Кейт. – Как-то раз она сама мне призналась, что боится впасть в депрессию. Чтобы удержаться, окунулась с головой в работу.

– Она всегда убегала от проблем, вместо того чтобы их решать, – говорит дедушка. – Сделает вид, будто все тип-топ, и переключается на что-нибудь другое. Когда была девчонкой, переключалась на рисование.

– Если серьезно анализировать происходящее с ней, – продолжает тетя, – она, мне кажется, переменилась еще восемь лет назад, когда ушел Брайан. Эрика лишилась того, о чем всегда мечтала, – семьи. Тогда у нее и возникло стремление разбогатеть.

В памяти Энни всплывает забытая картина: через месяц или два после развода они с Кристен по настоянию отца поступили в престижную школу на Манхэттене. Вскоре всех родителей пригласили на музыкальный праздник, в котором обе девочки участвовали. После концерта в помпезном фойе подали угощение. Энни стояла с Кристен и ее новыми подружками, слушала, как они, хихикая, сплетничают о каких-то незнакомых ей людях, и все высматривала маму. Вокруг фланировали мужчины в костюмах, женщины в платьях и на высоких каблуках. Энни было всего одиннадцать лет, но она уже чувствовала себя не в своей тарелке. Боялась, что, хотя на ней школьная форма и учится она хорошо, ей никогда не стать такой, как все эти люди.