Остров предательства - [11]

Сиф опять посмотрел на неё долгим взглядом.

– Нам не стоит привлекать к себе внимание. Нам нужно быть осторожными на случай, если человек с того корабля вправду последовал сюда за нами.

Элли пожала плечами.

– Ну а если так, ему лучше держать ухо востро – оказывается, здесь и раньше казнили людей из Города.

Сиф выпучил глаза.

– Тогда нам точно нужно быть осторожными.

Они вывернули с улицы и очутились в тени от днища Ковчега. С этой стороны остров казался почти вертикальным – отвесный склон поднимался к основанию Ковчега, облепленный уютными яркими домишками.

– Эта часть острова называется Врассыпки, – с явной приязнью сказала Виола. Элли подумала, что это весьма подходящее имя. Дома стеной карабкались улица над улицей, прилаженные один на другой, как плохо подогнанные кусочки головоломки, причём так круто, что, вздумай кто-то с разбегу выскочить из дома, он бы непременно сорвался и разбился насмерть.

Они взобрались по узким лесенкам, вдоль сложенной насухо[3] стены, где вышагивали куры, выклёвывая переливчатых жуков. Здесь росли уже не пальмы, а большие кряжистые дубы, которые выглядели намного старше всего на острове, за исключением, возможно, самого Ковчега. Из какого-то злополучного здания выросло дерево, хотя, пожалуй, правильнее было бы сказать, что это вокруг дерева наросли куски дома. Это был редкостно мощный и устрашающий дуб: он сжимал в своих ветвях фрагменты здания, словно ребёнок, разломавший любимую игрушку. Самая крупная часть строения, втиснутая в расселину ствола, была на одном уровне с улицей, и от неё разбегалось множество лестниц, поднимающихся вдоль и сквозь дерево, от ветви к ветви, туда, где другие ветхие домишки сидели будто птичьи гнёзда.

На одной из ветвей повисла металлическая табличка с надписью «… дуб» – первое слово было съедено ржавчиной.

– Гнусный дуб! – с гордостью объявила Виола.

– Неудачное название для гостиницы, – заметил Сиф.

– По-настоящему она называется «Королевский дуб», но так её никто не называет, кроме Молворта, трактирщика. Вот уж он злится, если вы назовёте её неправильным названием.

Где-то звякнули колокольчики, когда они открыли входную дверь в просторную комнату, пропахшую застарелым пивом и апельсинами. В нескольких местах стены были взломаны деревом, запустившим в проёмы ветви. За полированной барной стойкой стоял маленький мальчик, его бледное круглое личико едва виднелось за прилавком.

– Здесь… мило, – проговорила Элли. – А где трактирщик?

Виола нахмурилась:

– Здесь.

– Где?

– Здесь, – сказал мальчик. Он приподнялся над стойкой, зыркнув на них глазами, тёмными как омуты. У него были слегка волнистые чёрные волосы, один завиток прилип к бледному лбу. Он был одет в чёрный камзол с серебряными пуговицами, определённо дорогой, и обтрёпанные штаны, определённо грошовые.

– Это Молворт, – представила его Виола. – Он владелец этой гостиницы.

– Сколько тебе лет? – поинтересовалась Элли.

– Двенадцать, – ответил Молворт. Голос у него оказался на удивление низкий. – А тебе сколько лет?

– Тринадцать. С каких это пор двенадцатилетние дети владеют гостиницами?

– С каких это пор тринадцатилетние дети задают глупые вопросы? И почему вы оба без башмаков? Виола, зачем ты привела ко мне идиотку и немого без башмаков? И вообще, разве я не изгнал тебя?

– Я не немой, – пробормотал Сиф.

– Я выиграл эту гостиницу, – заявил Молворт, скрестив руки на груди. – В карты.

Виола закатила глаза.

– А вот и нет. Твой папа отписал её тебе в своём завещании.

– Только потому, что я обыграл его в карты. Так-так, уж если вам не по карману башмаки, сомневаюсь, что вам по карману комнаты. И я не продаю пиво детям. – Он помолчал. – Больше не продаю.

– Мой папа как раз нанял здорового, – Виола позвенела кошелём Янссена. – Одна из комнат наверху им по карману.

– Здорового? – повторила Элли.

Молворт испустил долгий стон.

– Ладно. – Он поклонился. – Позвольте мне принести ключ, и я сопровожу вас в вашу комнату, верные подданные.

Он неловко покачнулся и исчез. За барной стойкой, как вдруг заметила Элли, стояла очередная высокая статуя Королевы – так досконально и мастерски сработанной она ещё не видела. Другие королевишны стояли вдоль стен в нишах стеллажей в обществе пыльных бутылок, а к полкам были пришпилены десятки изображений прекрасного лица с жёлтыми глазами и пурпурными волосами. В углу одного рисунка было выведено: «Молворт, девять с половиной».

– А ты действительно любишь Королеву, – заметил Сиф.

Голова Молворта снова появилась, глаза – подозрительные щёлочки.

– А кто её не любит?

– Я, – брякнула Виола.

– Вот поэтому я тебя и изгнал! – рявкнул Молворт. – Только дурачки вроде Виолы не любят Королеву… Она наша возлюбленная кормилица и защитница. – Он взобрался на прилавок и воздел руки над головой, живо напомнив Элли проповедников в далёком Городе. – Она Сосуд! – возгласил он. – Материальное вместилище нашего благого и великодушного божества, того, что приносит урожай и рыбу! Она смотрительница горизонта и источник самой жизни, и мы недостойны Её благодати! Она божественна и прекрасна, и через шесть недель Она вернёт острову величие на Празднестве Жизни!