Остров перевертышей. Рождение Мары - [85]

— Ларе, Мара жива, — торопливо сообщила женщина в телефон. — Пусть Полин готовит горячую ванну. И постель, ей лучше ночь провести в палате. Да, сильных повреждений нет. Я догадалась. Скажешь сам.

— Над-д-до сказ-з-зат-т-т-ь Бррррин! — с трудом проговорила Мара.

— У меня только номер Торду. Брин все равно сейчас в истерике.

— К-к-к-как в-в-в-вы?

— Не понимаю, о чем ты. Алло, Фернанду? Я сейчас веду Мару к мадам Венсан. Да, жива. Не кричи ты! Скажи Брин. Нет, навестить ее пока нельзя. Я сообщу.

Из трубки еще доносились вопли парня, когда Вукович сбросила звонок.

— Слушай внимательно, — шепнула она Маре. — Потому что внутри нас может кто- то услышать. Природа задумала тебя зимней, и родись ты у Иниры, ты была бы такой. Но Лена нарушила все естественные процессы, и ты появилась на свет летом. Положение солнца…

— Хотите сказать, у меня теперь обе способности? — опешила Мара, забыв про холод.

— По-видимому… — Вукович хмурилась и остервенело грызла нижнюю губу.

— И если я превратилась в орла, то мой отец?..

— Эдлунд. Да, я думаю, он.

Мара отшатнулась. Выходит, ее чуть не убили из-за какого-то наследства?! И ее отец все это время был так близко? Что он скажет теперь? Что подумает? Как его называть? Не получится же долго избегать встречи. Что ж, зато она была плодом любви, пусть и в такой странной форме.

— Это должно быть в строжайшем секрете, — продолжила Вукович. — Нет-нет, Ларсу мы, конечно расскажем. Но нельзя, чтобы узнали в Совете. Не сейчас.

— Почему? Разве это что-то плохое? — Мара с трудом приходила в себя.

— Твой случай — уникальный. Я знаю их. Они заберут тебя, будут изучать, не дадут спокойно жить. Начнется целая серия экспериментов над эмбрионами… Сначала ты должна вырасти и повзрослеть. Потом решишь сама, но не теперь.

— А про то, что Эдлунд — мой отец, тоже нельзя рассказывать?

— Решайте это с ним. Уверена, он поддержит тебя. А сейчас мы должны придумать логичное объяснение тому факту, что ты выжила. Шансов было мало, но они были. В Совете зацепятся и будут копать. Я поговорю с Густавом. Завтра мы должны убедить их людей, что ты просто упала в воду и выжила. Отвести любые подозрения. Учитывая скалистый берег Линдхольма, это будет непросто.

Одеяло почти не грело. Брови, одежда Мары, — все покрывалось инеем. Отходить она начала лишь в холле: там было тепло, и реакция ребят отвлекла ее от ноющих костей. Все перешептывались:

— Она жива?

— Как это возможно?

— Разве ее не сжег дракон?

— Мара, дорогая! — кинулась к ней синьора Коломбо. — Мы думали, что больше не увидим тебя!

— Не сейчас, Франческа, прошу тебя, — строго вмешалась Вукович. — Ей нужен врач.

— Я сварю тебе горячего шоколада! — кричала вслед повариха. — И сделаю большой сэндвич с грудинкой!

— Ксюша, прости, я взяла твою куртку… Она в воде, — Мара остановилась, заметив Пичугину. — Забирай пока мою, но я куплю тебе новую, честно.

— Да ничего страшного, — ответила та.

— Потом, потом, — хорватка тащила Мару наверх.

Девочку уложили в горячую ванну с апельсиновым и хвойным маслом, ее кожа порозовела, закоченевшие пальцы ног согрелись и разогнулись. От блаженства она едва не уснула прямо там, но мадам Венсан велела вылезать, выдала теплую фланелевую пижаму, носки из овчины и отвела в кровать, около которой уже стоял поднос с дивным густым горячим шоколадом и пышным сэндвичем.

Мара уютно устроилась под одеялом и набила рот волшебным угощением. Когда она слизала с тарелки последние крошки и капли расплавленного сыра, в палату вошли Эдлунд и Вукович.

— Ну, как ты? — обеспокоенно спросил профессор.

Он будто постарел лет на десять: морщины стали глубже, лицо осунулось. И выглядел он неуверенным.

— В норме, — кивнула Мара, вытерев рот тыльной стороной ладони.

— Я должен кое-что тебе сказать… — Эдлунд мялся у порога и с трудом подбирал слова. — Ну, возможно, это тебя напугает, но… Я проанализировал некоторые данные… И если мы рассудим логически, то единственным вариантом, при котором мог получиться межрасовый метис… Я не хочу тебя обидеть, просто с научной точки зрения…

— Ларе, говори прямо, — прервала Вукович его реверансы.

— Я полагаю, что твоя мать — Инира Нанук, а отец — я, — и он в нерешительности замолчал.

— Да вы что?! Правда? — Мара пыталась изобразить удивление.

Профессор подозрительно взглянул на нее.

— Ты знала… — протянул он и перевел взгляд на Вукович. — Вы обе знали! Мила, зачем тогда ты заставила меня…

— Ты должен был сказать сам, — хорватка довольно улыбалась. — Это по-мужски.

— Значит, Мара, ты уже успела обо всем подумать, — подытожил Эдлунд. — И, наверное, обсудить с друзьями.

— Нет, они ничего не знают. Пока, — пожала плечами Мара. — И я могу ничего не говорить, если хотите. Но за сверхмощный процессор в голове Брин не отвечаю.

— Да я не об этом! — с досадой отмахнулся Эдлунд. — Я сам готов повесить плакат у главного входа и сделать рассылку всем выпускникам Линдхольма. Я хочу услышать, что ты об этом думаешь… Наверное, злишься на меня? Что я не догадался сразу, позволил Селии обмануть себя…

— Не знаю, — Мара сосредоточенно ковыряла заусенец на большом пальце. — Ну, в смысле… Во-первых, я рада, что хоть кто-то из моих родителей жив. Во-вторых, я даже готова была смириться, что мой отец — Озгюр Коркмаз… И с этой точки зрения вы — далеко не худший кандидат… — она вздохнула. — Я вряд ли готова называть вас папой, и вообще… Но я не против, это точно.