Остров отчаяния - [3]

— Так точно, сэр. В приход!

— Боже, Софи, — простонал Джек, когда супруги вновь остались одни, — ну и клубок!

Он открыл саквояж:

— Так, одно из Адмиралтейства, еще одно из департамента по болезням и увечьям, вот это, судя по виду, от Чарльза Йока, да, точно, его конверт, для меня лично, а два — для Стивена, твоего подопечного.

— Хотелось бы мне и правда иметь возможность позаботится о нем, бедняге, — вздохнула Софи, глядя на письма.

— Тоже от Дианы.

Она сложила их на столик у стены, дожидаться адресата в компании других, адресованных также Стивену Мэтьюрину, эсквайру, доктору медицины, и подписанных тем же твердым почерком, и молча разглядывала стопку.

Диана Вильерс была кузиной Софи, чуть моложе ее, и отличалась весьма дерзким поведением. Многие отдавали черноволосой красавице с темно-синими глазами предпочтение перед миссис Обри. Когда капитан и Софи были разлучены незадолго до их женитьбы, и он, и Стивен Мэтьюрин боролись за благосклонность Дианы. В результате Джек чуть было не разрушил и свою карьеру и свою женитьбу, а Стивен был поражен в самое сердце, когда женщина, на которой он собирался жениться, отдалась под покровительство некоего мистера Джонсона, и уехала с ним в Америку. Рана его душевная была столь серьезна, что он почти утратил вкус к жизни. Он до конца надеялся, что она выйдет за него, хотя его здравый смысл подсказывал, что женщина с такими связями, красотой, гордостью и честолюбием — не пара незаконнорожденному отпрыску ирландского офицера на службе Его Католического Величества и каталонской леди. Тем более, если этот отпрыск — невысокий, простецкого вида человечек, чье видимое положение так и не поднялось выше должности судового хирурга.

Однако, вопреки всем резонам, сердце Стивена принадлежало миссис Вильерс, и голова его ничего не могла с этим поделать.

— Даже когда она еще была в Англии, я знала, что с головой бедного Стивена что-то не так, — заявила Софи. Она привела бы доказательства нелепости поведения Стивена: новый парик, новые пальто, дюжина батистовых сорочек, но, поскольку она любила Стивена больше, чем можно любить всех своих братьев разом, она не могла допустить в его адрес ничего двусмысленного. Посему миссис Обри только сказала:

— Джек, ну почему ты не найдешь ему подходящего слугу? И в худшие времена Киллик никогда бы не позволил тебе выйти в рубашке чуть не двухнедельной давности, непарных чулках и в таком жутком старом пальто. Почему он никак не найдет себе надежного, обстоятельного камердинера?

Джек прекрасно знал, почему Стивен никогда не нанимал слуг надолго, не держал камердинера, что мог выучить его привычки, а обходился случайными (предпочтительно неграмотными) денщиками из морских пехотинцев, либо корабельными юнгами или недалекими ютовыми: доктор Мэтьюрин, успешно исправляя обязанности корабельного хирурга, одновременно был одним из наиболее ценных агентов разведывательной службы Адмиралтейства. Ясно, что секретность была совершенно необходима как для сохранения его собственной жизни и жизней огромного количества его конфидентов в занятых Бонапартом землях, так и просто для продолжения его деятельности. Джеку все это было известно, благодаря совместной со Стивеном службе, но он вовсе не собирался разглашать данные сведения, даже Софи. Поэтому он ответил в том роде, что проще убедить в чем-либо толпу «свинохвостых ослов»[1], чем сдвинуть с занимаемой позиции одного Стивена.

— Диане для этого достаточно было бы лишь махнуть веером, — не выдержала Софи. Лицу ее не слишком шло сварливое выражение, но сейчас на нем отражался целый спектр раздраженных чувств: возмущение за Стивена, огорчение вновь возникающими сложностями, а также неодобрение (или даже ревность) женщины с довольно скромной сексуальностью по отношению к товарке, у которой данное качество било через край. Впрочем, все это оттенялось боязнью выразиться (даже в мыслях) неподобающим образом.

— Это точно, — согласился Джек, — и, если бы она этим смогла сделать его счастливым снова, я бы благословил этот день. Было ведь время, знаешь ли, — начал Джек, отведя взгляд за окно, — когда я считал, что мой долг, как друга, ну, я считал, что будет правильно, если я буду держать их на расстоянии. Я считал, что она, очевидно, злобная, дьявольски просто, этакая разрушительница — и что она его прикончит. А сейчас я не знаю: может, на эти вещи не стоит и пытаться влиять, слишком они тонкие… С другой стороны, если видишь, как кто-то, ослепленный, идет прямиком к погребу… Я хотел как лучше, глядя со своей колокольни, конечно. Но сейчас думаю, что моя колокольня — не самая высокая.

— Я уверена, что ты был прав, — заметила Софи, кладя руку мужу на плечо, чтоб его успокоить. — В конце концов, в итоге она сама себя выставила, я бы сказала, легкомысленной женщиной.

— Чем старше я становлюсь, — задумчиво ответил Джек, — тем меньше разбираюсь в этих штуках. Люди такие разные, даже если это женщины. Есть ведь женщины, которые к этому относятся скорее как мужчины — женщины, для которых прыгнуть в постель к мужчине ничего не значит и ни к чему не обязывает — и при этом они не являются шлюхами… Прошу простить меня, дорогая, за грубое слово.