Остров незрячих - [11]

— Что? Опять во сне кричал? — Арташов с полузакрытыми глазами сел на кровати.

— Командир корпуса приехал! — повторил Сашка, извиняющимся голосом давая понять, что, будь это кто-то хоть чуток ниже рангом, никогда бы он не позволил себе потревожить командира. Но — генерал все-таки!

— Где?

— С буржуазным элементом беседует, — подавая гимнастерку, наябедничал Сашка.

Когда через несколько минут Арташов, застегивая на ходу воротничок, вошел в гостиную, командир 108-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант Полехин мило общался с баронессой Эссен и Невельской. Дородное тело комкора провалилось в мягком кожаном кресле. Дымящаяся чашка с чаем затерялась в огромной лапище.

— Товарищ генерал! — Арташов вытянулся. Мясистое, в тучных родинках лицо Полехина при виде подчиненного приобрело недовольное выражение.

— Сладкий видок! — оборвал он рапорт. — Разгулялся на хозяйских харчах. Даже караульное охранение выставить не удосужился. Не рановато ли расслабился? Иль забыл, что война еще не кончилась?

— Как же, забудешь тут, — обиделся Арташов. — У меня только вчера двое погибли. В том числе последний офицер.

— Не у тебя одного, во всем корпусе потери. Дорого нам этот Рюген дался, — Полехин нахмурился. — Что зыркаешь? Думаешь, сотни на смерть послать легче, чем двоих?

— Полагаю, легче. Вы эти сотни на корпус делите. А у меня они считанные.

— Ишь каков! — Полехин оборотился к притихшим дамам, приглашая их оценить дерзость подчиненного и собственное, генеральское долготерпение. Но в глубине суровых глаз проблескивали лукавые лучики. Эти хорошо знакомые Арташову лучики стирали с тяжелого лица простецкое выражение, за которым прятался очень умный и наблюдательный, битый-перебитый жизнью мужик.

В дверь протиснулась потеющая от страха физиономия старшины Галушкина, из-за спины которого выглядывал Горевой. Полехин поманил Галушкина пальцем. Старшина выдохнул и, старательно чеканя шаг, двинулся к генералу. В левой его руке вверх-вниз ходил зажатый в кулаке лист бумаги. — Давай, давай, — поторопил Полехин. Пробежал глазами содержимое листа. — Десять килограмм шоколада? — переспросил он с показной суровостью. — Не слипнется? Старшина в ужасе сглотнул. — Так мал мала ведь, товарищ генерал, — горячо зашептал он. — Глядеть больно, какие тщедушные! — Рассчитали, как вы и приказали, из расчета на неделю, — дополнил Горевой, под взглядом генерала браво подтянувшись. — Тушонки пару ящиков вписать? Или лишним будет? — шутливо обратился Полехин к Невельской. — Не-не-не! — Невельская, утратив дар речи, затыкала пальчиком в докладную. — То есть непременно. Полехин, вошедший в роль благодетеля, выдернул из кармана самописку, начал было писать, раздраженно потряс ее и лишь после этого сумел вписать строку. — Так. А тут что? «60 пар женской обуви малых размеров». Это не просто будет. Но поищем. Поглядите, ничего не упустили? Он показал содержимое Горевому. Тот, плохо скрывая волнение, коротко, по-военному, кивнул. Полехин подтянул требование, вывел наискось: «Начальнику АХО. Где угодно изыскать и выдать. Об исполнении доложить». Подписанное требование протянул старшине: — Завтра же получить! Перевел строгий взгляд на Арташова: — Сами догадаться не могли… Пойдем-ка прогуляемся к морю, капитан. С видимой неохотой Полехин выкарабкался из обволакивающего кресла, с галантностью гиппопотама склонился перед дамами: — Спасибо за чай. Насчет сирот ваших позаботимся. А пока, считайте, оставил вас под охраной. — Главное, чтоб не под конвоем, — сострил Горевой. На него скосились. Полехин нахмурился. — Конвой — это еще заслужить надо, — значительно отшутился он. — А про вас мы пока знаем, что делаете доброе дело. Вот и продолжайте. — Спасибо, генерал, — баронесса поспешила загладить неловкость. — Вы здесь всегда желанный гость. — Надо думать, — ироническую улыбку Полехина разглядел лишь идущий следом Арташов. Он же, единственный, успел заметить радостное рукопожатие Невельской и Горевого, — генеральская благосклонность стала для них нежданной индульгенцией.

На крыльце с автоматом наперевес застыл Петро Будник, у калитки — в плащ-палатке старательно тянулся в струнку Магометшин, — караулы были расставлены.

Покряхтывая, Полехин прошествовал к воротам, за которыми обстукивал колеса генеральского «Мерседеса» водитель. В стороне, привалившись к металлической решетке, переговаривались двое охранников. При виде генерала все трое выжидательно вытянулись.

Но Полехин, отмахнувшись, в сопровождении Арташова пошел к берегу.

Море открылось сразу, едва вышли из кустарника в дюны.

Полехин прошел к огромному валуну у края невысокого обрыва, толстым пальцем огладил волосатый мох на поверхности камня, уселся. С сапом втянул в себя пропитанный йодом воздух. Вгляделся в волны, что с глухим рыком лизали побережье острова.

— Балтика! — протянул он. — Слышь, Арташов, как рычит. Не любит нас с тобой. Ничего! И пес побитый порыкивает. А после ластится к новому, понимаешь, хозяину. Побили — теперь приручим!.. Чего озираешься?

Арташов встрепенулся, поймав себя на том, что краем сознания изучает открытую местность вокруг, прикидывая, где можно укрыть генерала в случае опасности. Поймал — и сам себе изумился: прятаться больше было незачем. Но подсознание продолжало воевать. — Ты, кстати, хоть знаешь, в чьем доме оказался? — полюбопытствовал генерал.