Остров надежды - [4]

Однако Нора тоже недолго занимала себя историями о Вентвортах. Она снова заглянула в книгу, которую прочла уже несколько раз.

— Разве это не прекрасно? — прокомментировала она один из рисунков.

Саймон как раз открыл страницу, на которой помимо текста красовалась иллюстрация, изображавшая побережье Барбадоса. Пальмы, песчаный пляж, который, казалось, сразу переходил в густые джунгли... Нора поспешно нагнулась над рисунком и при этом приблизилась к Саймону настолько, что он почувствовал аромат ее волос. Это была не пудра из талька, а розовая вода.

— А вот тут могла бы стоять наша хижина! — мечтательно протянула она и указала на нечто вроде просеки. — Хижина, укрытая пальмовыми ветвями...

Саймон улыбнулся.

— А вот что касается этого, то тебе однажды придется принимать решение, — усмехнулся он. — Хочется ли тебе жить в хижине бок о бок с туземцами или руководить торговым домом своего отца.

Нора и Саймон сходились во мнении, что Англия вообще и Лондон в частности не являются теми местами, где они хотели бы провести всю свою жизнь. Нора проглотила всю литературу о колониях, которую только могла раздобыть, а Саймон, сидя над письмами, которые писал для ее отца, мечтал о теплых островах. Томас Рид импортировал сахарный тростник, табак и хлопок со всех земель, которые в последние годы присоединила к себе Британская Империя. Он поддерживал оживленные контакты с тамошними плантаторами, и у Норы уже был собственный план для осуществления своих желаний. Ладно, в Англии для нее и Саймона, очевидно, будущего не было. Но если бы они открыли филиал торгового дома Рида в колониях... В настоящее время Барбадос был страной ее мечты. Хотя она готова была жить где угодно, лишь бы там каждый день сияло солнце.

— Ну, вот мы и приехали. Мисс Нора, сэр...

Пепперс остановил карету и собрался открыть дверь для Саймона.

— Дом сорок восемь, Темз-стрит.

У входа гордо сияла золотая табличка, оповещая всех, что это контора мистера Раундботтома. Саймон с сожалением закрыл книгу и вылез наружу, под дождь.

— Спасибо за то, что доставили меня на место, мисс Рид, — вежливо попрощался он с Норой. — Надеюсь вскоре снова увидеть вас.

— Я полностью разделяю вашу радость, виконт Гринборо, — также вежливо ответила Нора. — Однако, будьте так добры, подождите в конторе, пока не прекратится дождь. Я не хочу, чтобы вы простудились на обратном пути.

Пепперс многозначительно закатил глаза. До сих пор он расценивал влюбленность Норы скорее как нечто забавное, нежели вызывающее озабоченность, однако если так будет продолжаться дальше, то его маленькая хозяйка может впутаться в историю, которая вряд ли закончится добром. Томас Рид никогда не даст своей дочери согласия обручиться со своим писарем, независимо от того, носил он когда-то дворянский титул или носит его до сих пор.

Саймона тоже мучили подобные мысли, пока он ожидал ответного письма. Дождь стих, однако одежда молодого человека давно промокла, и в коридоре, где мистер Раундботтом приказал ему подождать, гуляли сквозняки и было довольно холодно. Саймон промерз до костей — упорная простуда, которую он подхватил весной в своей маленькой, кишащей насекомыми комнате, снятой в районе Ист-Энд, будет еще долго мучить его. Какое унижение для младшего отпрыска семейства Гринборо! И, естественно, это совсем не приличествует служащему уважаемой конторы.

Томас Рид платил своим писарям не слишком много, но эксплуататором тоже не был. В обычном случае заработка Саймона хватило бы на то, чтобы снять чистую маленькую квартиру, а секретари постарше даже содержали на свое жалованье семью — скромно, но приемлемо. Однако Саймон не тешил себя надеждой, что когда-нибудь ему удастся завести семью. Если не случится чудо, он всю свою жизнь будет работать на то, чтобы оплатить долги, которые накопил его отец, и это невзирая на то, что пришлось продать все ценные вещи, принадлежавшие их семье.

Для матери Саймона, его сестры и для него самого это падение в пропасть нищеты случилось совершенно неожиданно. Разумеется, семья знала, что финансовые дела у лорда Гринборо обстоят не слишком хорошо. Продажа места в парламенте назревала уже давно, причем Саймон про себя пришел к выводу, что данное обстоятельство пойдет Палате лордов на пользу. Его отец, занимая свое место, появлялся там лишь изредка, и то, как поговаривали, уже был не в состоянии следить за дебатами, так же, как дома — за тирадами своей жены, которая не уставала упрекать его в пьянстве и растратах. Джон Питер Гринборо чаще бывал пьян, нежели трезв, однако его семья не имела ни малейшего понятия о том, что он, помимо всего прочего, пытался привести в порядок свои пошатнувшиеся финансы за игорным столом.

Когда он, в конце концов, умер — официально в результате падения с лошади на охоте, но на самом деле по причине того, что был слишком пьян, чтобы ехать на лошади даже шагом, — многочисленные кредиторы тут же заявили о своих претензиях. Леди Гринборо продала место в парламенте и тем самым лишила титула своего сына. Кроме того, она потеряла землю, рассталась со своими украшениями и фамильным серебром, заложила свой дом, а позже, в конце концов, была вынуждена продать и его. Из жалости Ко-дрингтоны оставили семье Гринборо коттедж на краю деревни, которая до сих пор носила их имя. Но там зарабатывать деньги Саймон не мог. Между тем к долгам отца прибавилась еще и стоимость приданого, которое нужно было собирать для сестры, — слава Богу, хоть и с трудом, но ее удалось выдать замуж более или менее соответственно их сословию. Зато будущее Саймона было разрушено. В самые тяжелые часы он спрашивал себя, должен ли рассматривать любовь Норы, этой красивой и... богатой молодой женщины как счастье или же, наоборот, это серьезное испытание.