Остров - [7]

— Кто стрелял? — крикнул Парсел, высовываясь из люка, куда он только что спустился.

— Стрелял мистер Мэсон, — ответил Бэкер.

— Боже мой, этого-то я и опасался! — воскликнул Парсел, быстрыми шагами в сопровождении Босуэлла направляясь к матросам.

— Полюбуйтесь-ка, лейтенант! — зычно гаркнул Смэдж.  — Помер, сдох окончательно.

Матросы холодно взглянули на Смэджа. Барт умер: оскорблять его бессмысленно, и уж, во всяком случае, не Смэджу так говорить.

— Упокой, господи, душу его с миром, — прошептал Парсел.

Мэсон опустил руку с зажатым в ней пистолетом. Он растерянно глядел на труп Барта.

— Матросы, назад! — раздался вдруг чей-то крик.

В двух шагах от кучки матросов стоял держа в каждой руке по пистолету второй помощник капитана Дж. Б. Симон. Цвет лица у него был желтоватый, губы тонкие, нос острый и длинный. Хотя он никогда не зверствовал, матросы не любили его. Сам Симон считал себя неудачником, и сознание загубленной жизни превратило его в желчного, придирчивого человека.

— Назад! — вопил Симон, наставив на матросов дула пистолетов. — И немедленно за работу! Отныне — я капитан корабля. И первый, кто посмеет меня ослушаться, получит пулю в лоб.

Все оцепенели от неожиданности. Однако матросы не отступили, вопреки команде Симона. Во всяком случае, никто не испугался. Скорее уж матросов неприятно поразила неуместная, с их точки зрения, выходка Симона.

— Командование должно перейти к мистеру Мэсону, лейтенант, — проговорил Маклеод. — Ведь мистер Мэсон первый помощник капитана.

Симон люто ненавидел шотландцев. В течение полутора лет он по любому поводу придирался к Маклеоду. И теперь его вмешательство привело лейтенанта в ярость.

— Грязный шотландец! — завопил он, наставляя на матроса пистолет. — Только пикни, и твои мозги мигом пойдут на корм рыбам.

Маклеод побледнел, глаза его сверкнули, и он нащупал в кармане рукоятку ножа. Еще никто не осмеливался оскорблять при нем его родную Шотландию.

— Джон, заклинаю вас, — вскричал Парсел, бросаясь к Симону, — богом вас заклинаю, уберите пистолеты. И так оружие принесло нам слишком много зла. Вы же сами отлично знаете, что командование корабля должно перейти к Мэсону.

— Мистер Мэсон убил своего капитана, — огрызнулся Симон. — Он мятежник. А мятежнику не положено командовать кораблем. Когда мы вернемся в Лондон, я немедленно передам его полиции, и его повесят.

— Джон, — пробормотал Парсел, испуганно глядя на Симона широко раскрытыми глазами, — надеюсь, вы шутите.

— Дьявол бы забрал вас и вашу любвеобильную душу, мистер Парсел! — заорал Симон, и пистолеты, зажатые в его руках, заходили ходуном. — Не подходите ко мне, черт возьми, не то я превращу ваши кишки в кружева.

Парсел остановился, его смутил блеск ненависти в глазах второго помощника. Они жили бок о бок в течение полутора лет, жили дружно, и ни разу Симон не дал почувствовать Парселу, что относится к нему враждебно. Эта беспричинная ненависть обескуражила Парсела, и он стоял в нерешительности.

— Мистер Босуэлл! — сердито крикнул Симон.

Босуэлл посмотрел на Симона и тут же, повернувшись, в недоумении поглядел на Мэсона. Вид у него был несчастный, как у собаки, которая не знает, какого из двух хозяев ей надо слушаться. Согласно морской иерархии, он обязан был повиноваться Мэсону, но Мэсон не давал никаких приказаний: он по-прежнему не шевелился, держа пистолет в бессильно повисшей руке, не отрывая изумленных глаз от неправдоподобно огромного тела Барта.

— Мистер Босуэлл! — повторил Симон, и его желтоватое лицо передернула злобная гримаса.

Босуэлл бросил на Мэсона унылый взгляд и медленно, как бы нехотя, побрел к Симону.

— К вашим услугам, капитан, — произнес он тихим, хриплым голосом, заискивающе глядя в глаза Симона.

— Мистер Босуэлл, — скомандовал Симон, — приведите этих людей к повиновению.

Босуэлл поудобнее перехватил рукой линек, повернул к матросам свою курносую физиономию и молча посмотрел на них. Они хладнокровно выдержали его взгляд, и он сразу понял, что произошло. За боцманом уже не высился спасительный силуэт капитана. Не только сверхъестественной силой Барта объяснялась его власть над экипажем. Барт был храбрец. Не раз подступал он к матросам с голыми руками, хотя знал, что их руки, засунутые в карманы, судорожно сжимают рукоятку ножа. Матросы чувствовали: Барт играет в открытую. Он рвался в бой, даже один против всех. И эта нечеловеческая отвага озадачивала матросов. Другое дело Симон — обыкновенный офицер, человек мелочный, придиравшийся к людям по пустякам. Даже злоба его была какая-то будничная. Экипаж не боялся Симона.

Босуэллу следовало бы в первую очередь накинуться на Бэкера, потому что именно Бэкер отказался выполнить команду Барта. Но валлиец, опёршись на ручку швабры, смотрел на него с неприкрытым вызовом в блестящих карих глазах, и, хотя он даже не шелохнулся, Босуэлл сделал то, что было бы немыслимо при жизни Барта: он прошел мимо Бэкера, притворившись, будто не замечает его, и затем совершил вторую оплошность — накинулся на Ханта.

За последние полчаса Ханту досталось дважды — первый раз его ударил все тот же Босуэлл, а второй — Барт. Матрос так и не понял, почему его снова бьют: вся сцена с Симоном прошла мимо его сознания. Но даже в его неповоротливых мозгах мелькнула мысль о несправедливости; он гневно зарычал, ощерил зубы, кинулся на Босуэлла с неожиданной для такой махины ловкостью, вырвал линек из рук боцмана, свалил его на палубу и в мгновение ока оседлал поверженного противника.