Остров лебедей - [4]

— За мороженым, кажется. Сабина мороженого просила.

— А ты что ж не пошел с ними?

— А вот и не пошел. Написать кое-что надо.

— Вон оно что! — говорит отец. — И что же ты решил написать?

— Письмо.

— Письмо? Я-то по воскресеньям всегда домашние сочинения писал. Бывало, все откладываешь, откладываешь, а уж в последнее воскресенье приходится писать. — Отец ерошит волосы, улыбается. Посмотришь на него — можно подумать, что он в прошлое воскресенье домашнее сочинение писал. Совсем на отца не похож, и не взрослый он совсем — ковбойка в клеточку, выцветшие джинсы в обтяжку, на ногах — тапочки… А какой он бывает, настоящий-то взрослый отец?

Его зовут Германом. Стефан молча разглядывает его, отец спрашивает:

— Что с тобой? Что у тебя на душе? Кроме скуки, конечно?

Стефан качает головой, и отец снова спрашивает:

— Кому это ты письмо написал?

— Тассо. Он там, где бабушка живет. Ты же его знаешь.

— Знаю, конечно. Беленький такой. Пустой парень.

— Друг он мне, — говорит Стефан. Губы его крепко сжаты.

Отец кивает — он понял: насчет «пустого парня» ни слова больше! Стефан, не меняя выражения лица, строго спрашивает:

— А почему мы сегодня к бабушке не поехали?

— К бабушке? Сегодня? Разве мы собирались?

— Обещали ведь.

— Кто это обещал?

— Мама. Еще когда мы у бабушки были. Точно: «В воскресенье, если ничто не помешает, мы приедем к тебе».

— Вот видишь — «если ничто не помешает», — говорит отец, заходя на кухню, — …если ничто не помешает. А сегодня, значит, кое-что помешало. Переезд, понимаешь. Надо еще сделать и то и се. Времени не хватило.

— А спать — хватило?

Отец включил на кухне электроплиту, налил воды в кастрюлю. Слышно, как хлопают дверцы шкафчика — это он, значит, кофе ищет. Потом говорит:

— Надо ж человеку и отдохнуть.

— Обещали — надо выполнять. И мама с Сабиной целый час за мороженым бегают. Можно ведь было вместо этого к бабушке поехать.

Отец, быстро оглянувшись, так ничего и не говорит.

Стефан думает: «Вот видишь, Герман, чего только я тебе не наговорил!»

Некоторое время он еще смотрит в сторону отца. Через стеклянную перегородку он видит длинную узкую спину и вдруг, не сказав ни слова, убегает. Из большой комнаты, из квартиры, из пустого коридора — на площадку, где лифты.

Оба лифта не работают. Между дверцами висит объявление. Стефан возвращается через коридор к лестнице. Ступени бетонные. Он бежит вниз, перепрыгивая сразу через три.

Он же настоящий следопыт, охотник — вон там кто-то убегает от него. И он несется — пятьдесят, шестьдесят ступенек… Вдруг видит: прямо посреди пролета сидит Губерт Химмельбах: волосы светлые, длинные, как у девчонки. Подняв голову, Губерт спрашивает:

— Ты чего?

— Ничего, — ответил Стефан. — Скучно мне там наверху.

— Посиди, — предложил Губерт.

Они знают друг друга уже четыре дня, может быть, и пять, точнее, со среды, когда Стефан впервые пришел в новую школу.

В 6-й «Б» класс, где классным руководителем фрау Майнерт. Губерт сидел в самом конце, один за партой. Стефану и велели сесть с ним. Фрау Майнерт еще сказала:

«Вот нас уже четырнадцать».

Новая школа, первый день. Не хочется даже думать об этом первом дне: лица все незнакомые, глаза — чужие. И на перемене нет Тассо — поговорить не с кем. Ни Тассо, ни вообще никого! Вот только Губерт — глаза голубые, ласковые. Не говорит, правда, ни слова, только исподтишка поглядывает на Стефана, и Стефану это почему-то приятно.

А сейчас они сидят рядом, смотрят через стеклянную дверь наружу и видят здание новой школы — длинное такое желто-белое здание. Все восемнадцать окон сверкают на солнце.

— Ты чего здесь делаешь? — спрашивает Стефан. — Чего сидишь-то прямо на лестнице?

— Не пускают меня, — отвечает Губерт. — В воскресенье они всегда запираются.

— Запираются?

— Отец запирает. Ему учиться надо.

— И он запирается? И никого не впускает?

— Только маму. Она тоже учится.

— А если тебе надо что-нибудь учить?

— А мне не надо.

— Или — если дождь?

— Сейчас-то нет дождя. Здесь сухо. Тепло.

Сверху спускается молодая женщина, она в коротком нейлоновом халатике. Под рукой корзина с отжатым бельем. Мальчишки немного отодвигаются в сторону, чтобы ее пропустить.

— Опять лифт не работает, — говорит она, проходя.

Поглядев ей вслед, Губерт замечает:

— Вот так «мини»!

Слышно, как женщина спускается все ниже и ниже.

— Это она в сушилку идет. На первом этаже. А потом — опять наверх. Ничего себе!

— Мой Герман иногда здорово злится.

— Герман? — спрашивает Губерт.

— Отец, — отвечает Стефан.

— Отец? И ты его Германом зовешь?

— Иногда. Нет, чаще всего. Как придется.

— Пить хочется, — говорит Губерт и встает.

Подняв голову, он прислушивается, не идет ли кто сверху, затем — снизу, и сбегает на один пролет, на площадку. Встал и рассматривает красный гидрант. Попробовал, вправо качнул, влево качнул и вдруг стал отворачивать.

— Ты что делаешь? — кричит Стефан.

А Губерт крутит и крутит кран. Стефан, перевесившись через перила, смотрит на него и ждет: что-то будет?! Губерт с ума сошел, думает он.

— Губерт, ты что — спятил?

— Тише, а то я воду не услышу.

Осторожно и очень медленно Губерт продолжает отворачивать кран. И слушает. Кажется, что он даже глазами слушает.