Остров Инобыль - [17]

— На одной восьмой уже, товарищ полковник…

— Нет, на одной шестой! Слышите, Недашковский с Колыхматовым и Агапов с Федюкиным?

— Да мы уже помирились, товарищ полковник… Вчера «Варяга» вместе пели… На голоса… — вставая и отдавая честь, как и его товарищ, сказал один из националистов.

— Далее, — движением руки усадил всех по местам полковник Тарас. — Довольно дробиться по поводу выяснения: был заговор против России — не было заговора! Оставьте это старушкам из КПРФ! Мы сами спровоцировали этот заговор. Как? Отвечу. Мы деградировали и ослабели. Книжек обчитались. А Гитлер не победил нас еще и потому, что по книжкам русских писателей нас изучал. А те учились писать, как европейцы, и всех, на хер, запутали. Эти книжки — они кого хочешь доведут. От книжек наших писателей тайна русской души становится еще непроницаемей. Как череп бульдога. Все. Детали потом. Сегодня мы должны быть едины. Ты, Самылкин, кто — язычник?

— Так точно, товарищ полковник! Язычник. Насильственная христианизация погубила Русь… Агнцами жертвенными мы стали, и причем уже добровольно! — отвечал мрачно Самылкин и подергивал шеей, будто давил его шарф. Его болезнь называлась хореей. Однако Самылкин жил с нею уже тридцать лет, был женат, счастлив и говорил, что супруге очень даже нравится его подергивание.

— Вот и прикуси язык, если язычник! Победим и разберемся. Нация должна быть монолитом, целостным организмом. У нас нарушены механизмы самосохранения. А веришь ты в Бога, не веришь ты в Бога — дело каждого. Вот нами и манипулируют на уровне… надстроек. А ты, Хайруллин, кто — православный?

— Так точно, православный!

— Вот и прости язычника Самылкина. Не созрел товарищ политически. Завтра все дадим клятву. Текст клятвы у кого?

— Хреныч редактирует! Хреныч! — ответили сразу несколько голосов.

— Перехожу к следующему аспекту: да! Да, друзья мои! Завтра мы пойдем грабить! Но ни одно святое дело не обходится без, понимаете ли… да… А где их брать в таких количествах? Мы продолжим брать их у тех, кто ограбил в целом страну и каждых девять из десяти — лично. И все это по разнарядке большой дружной семьи из ЦК. Пусть же никого не смущает деятельность подобного рода. Вспомните лозунг «Грабь награбленное!» То есть грабь эту ростовщическую лавочку! Никто не спрашивал у нас «добро» на вывоз из страны народного достояния. А мы только: «Гей, родимые! Грабю-ю-ють!» Поэтому пусть ваша совесть будет чиста, голова пусть будет ясной, а рука твердой. Оружия и боезапасов у нас предостаточно. Полковник Коробьин, доложите командирам план операции… Давайте-ка сюда, к свету, Василий…

Совещание длилось бы, наверное, до утра, но часа в три ночи прибежал охранник:

— Наводнение, товарищи! Потоп, не ниже! Вот сижу, любуюся — во что же я обуюся? — сообщил он.

И военные, помигивая карманными фонариками, встали.

— Пойдемте посмотрим…

— Что там с техникой-то?

— О, гады синоптики! — сказал полковник Тарас. — У нас синоптики кто есть?

— Нет, товарищ полковник!

— Ну, повезло им, штафиркам…

Все вышли на улицу, укрываясь плащ-накидками.

22

Юз сидел на каком-то полу, прислоняясь спиной и головой к стенке. Он чувствовал свежую боль в затылочной части черепа. Рот Юза был накрепко заклеен скотчем. Носом он ощущал не очень-то приятные запахи, исходящие из-под собственного тела. Волосинки на запястьях саднило от липких пут. И, как это ни чудовищно было осознавать, Юзу хотелось есть. Но более того — пить. Тем сильнее, чем сильнее шумел мощный дождь за стенами балка.

На светящемся циферблате наручных часов было около четырех. Наверное, утра.

«Ну, сутки. Ну, двое суток… — думал Юз. — Лола должна поднять бучу. Она жена! Да… Лола… — тут же и засомневался Юз в правильности хода своих вялых мыслей. — Бывало неделю болтаешься — ни слуху от тебя, ни духу, а Ло-о-ола… Да-а, Лола, ты, Лола, мать твою, Лола, за ногу, Лола…»

Юз глубоко зевнул через нос. Сознание на какое-то время прояснилось. В течение этого времени он вспомнил, что читал о забавной старушке из американского штата Калифорния. Миссис пошла в салон красоты, сделала себе немного маникюр, немного педикюр, а потом, под угрозой расстрела, неизвестно зачем взяла в заложники всех, кто находился в салоне. Она не выдвигала никаких требований к властям. Не просила «Боинга» с миллионами на борту и обнаженным юным стюардом на посылках. Она только грозилась перестрелять заложников, если кто-то решится их у нее изъять. Только через восемь часов полиция взяла парикмахерскую штурмом, но никакого пистолета в сумке злой старухи не обнаружилось. Остались тайной и мотивы, по которым та взбеленилась…

«Зачем взяли меня и что намереваются со мной делать? Поразмыслим… Ну приехал я, что называется, сам. То есть намерений захватить прогрессивного журналиста Змиевича у них не было… Отсюда следует, что в перспективе — торговля… Я не ограблен — вот что удивительно! Не по политическим ли мотивам они меня хотят загасить?..»

И тут поверженный ниц Змиевич вспомнил, что помогал своему продвинутому племяннику Солу сочинять руководство для электронной игры в заложники. Он, в силу своего тщеславия, весьма серьезно отнесся к работе своего интеллекта. Он считал, что владеет молодежным сленгом, и текст помнил едва ли не наизусть.