Остров - [158]
Особенности, которыми отныне наделяет сидов Мананнан, имеют не меньшую странность, чем их новый хронотоп.
Отныне сиды имеют право присутствовать на пире Гоибниу, владельца котлов Дагда – символов не только изобилия, но и оживления. Участие в пирах – это не гарантированная сытость, более важно то, что так воплощается идея изобилия жизни. Сиды не становились бессмертными. В отличие от Всевышнего, они не могли запустить поток жизни, в отличие от человека, они не были влекомы этим потоком, но они могли контролировать, корректировать его напор и направление.
Второй дар сидам – это свиньи Мананнана. Вот это уже в чистом виде идея сытости, блаженства в беспечности, возможность не растрачивать внутренние силы на заботу о хлебе насущном, а направлять их на поддержание миропорядка. Второй дар Мананнана сродни призыву «быть как птицы небесные»…
Третий дар – Фет Фиата.
Разъяснений о том, что это, внутри архаических фрагментов текста нет – видимо, ранним поколениям предмет был понятен. В позднесредневековых списках тоже не появляется истолкований – и в это время было понятно, о чем идет речь. Непонятно это только современному человеку. В результате многотрудных этимологических, текстологических и смысловых исследований было восстановлено, что Фет Фиата – это особый, странный, только сидам присущий вид тумана, волшебная дымка, марево, покрывающая места, где появляются сиды. Более того, Фет Фиата – первый признак, по которому люди узнавали о присутствии сидов.
Свойства Фет Фиата не исчерпываются только сокрытием. Под его покровом время и пространство любой, самой обычной местности искажаются, обретают черты, свойственные им в сокрытом «параллельном» мире сидов.
В «Сватовстве к Этайн» (I) на короля, отправившегося в однодневный объезд угодий, опускается Фет Фиата, «рассеивая ночную мглу, затмевая звезды, избавляя от глада и жажды долгого времени». Фет Фиата, подобно сну, так изменяет структуру жизни, свивает время в такой крендель, что за день, проведенный незадачливым путником под его покровом, проходит девять месяцев.
В сказаниях первой ветви Мабиноги спутники, сокрытые Фет Фиата, зачарованно слушают птиц Рианнон в течение семи лет. В «Сватовстве к Этайн» (III) тот же незадачливый король, стряхнув с себя чары Фет Фиата, решает вызволить из сида похищенную год назад (как он считает) жену. Выясняется, что за жену он принял дочь ее дочери.
Под действием волшебной дымки, как правило, меняется и пространство. Исчезают знакомые детали пейзажа, вместо них «проступает» мир сидов. В редких случаях – это роскошные, странной архитектуры, строения сидов. Как правило же местность изменяется за счет «вырастания» дополнительных, явно волшебных сидов, появления некоторого количества озер, знаменитых волшебных озер сидов, сходных по повериям, с котлом Дагда. (Самые сметливые герои успевали добежать до волшебных озер, прежде, чем они бесследно канут в «параллельный» мир сидов, и искупаться в них. Говорят, что после этого герои обретали дар провидения и силы молодости).
Искажение природы звука – вот еще одно свойство Фет Фиата. Привычные звуки проваливались в вату тумана, зато странные звуки мира сидов становились явными. Как правило, это шум волны, звук сильного порыва ветра (объективно невозможного при полном тумане), крики или даже образы птиц. Да и сам человек, попавший под покров Фет Фиата, приобретал новые черты. Известно, что именно сиды являются проводниками человека в потусторонний мир. Во время такого путешествия смертные наделялись знанием, предвидением, исключительными умениями. Путешественнику обычно казалось, что в момент возвращения он «просыпается». Видимо, поэтому в ирландской и валлийской раннесредневековой традиции так популярен жанр видения…
…Хотя по совету Мананнана сиды и обереглись от людей своим исключительным пространством, хотя люди Милля и были «здоровы, краснолицы, свирепы и без порчи», им явно было чему поучиться у сидов. Так сиды принимают на себя функции культурных героев.
В «Сватовстве к Этайн» (II) описывается упряжь и ярмо, которыми пользовались сиды. До них люди просто закрепляли систему пут узлом на голове животного. Это позволило ездить в упряжке. Первые короли Меровингской династии совершали торжественный выезд на телеге, запряженной быками, отчасти и для демонстрации особой искусности – это были редкие выезды с ярмом.
Сиды владели искусством ирригационных работ, умели строить плотины и дамбы. Особое значение придается удивительной искусности сидов в работе с металлом. В «Разрушении Дома Да Дерга» детально описываются золотые, серебряные и медные гребни, пряжки, броши, украшавшие сиду. Король Эохайд у Сида Бри Лейт встречает сиду, умывающуюся из ведерка: «из серебра с четырьмя золотыми птицами по краям, с четырьмя золотыми колокольцами на каждой птице, по краю маленькие самоцветы и звери с предивными ликами». Тонкая чеканка, декорирование драгоценными камнями, видимо, зернь, перегородчатая эмаль, наплавление разнородных металлов – все это потрясало людей и заставляло их отправляться за подобными дарами в достаточно рискованные походы. Вообще, фигура кузнеца – одна из основных и странных, сакральных фигур пантеона Племен Богини Дану. Именно кузнец Гоибниу (Гоффаннон в валл. тр.) – хозяин котла Дагда, искусный врач, создатель чудесного напитка, помогшего Племенам победить Фоморов. Мужчины-сиды обучили кельтов кожевенному делу, золочению обуви, военному искусству. Неоднократно сообщалось, что «воевать с сидами все равно, что биться с тенью». Сиды владели не только умением наделять оружие волшебной силой, но и могли обучить человека особым способам боя. Считалось делом чести поступить обучаться военному искусству к сиду или его потомку. Женщины-сиды владели в совершенстве искусством золототкачества, шитьем золотой и серебряной нитью. Именно женщины-сиды обучили людей основам бытовой магии, врачеванию травами и заговорами, именно от них к королям перешла сакральная обязанность и способность лечить тяжелые недуги, в основном, проказу, наложением рук. Таким образом, от функций чисто культурных мы незаметно опять перешли к волшебным умениям сидов. Впрочем, это разделение важно для современного человека, а для раннего Средневековья и то, и другое воспринималось в естественном единстве.
