Остров Фереор - [24]

— Это англичане, которые очень торопятся вернуться в Лондон, — объяснил нам служащий. — Пожалуйста сюда, господа.

Весь белый при свете электричества гудел уже ожидающий нас авто-лимузин.

Конечно, из всей компании, только мы, Барко и я, впервые пользовались этим ультрамодным способом передвижения. Остальные трое — магнаты власти и финансов — давно привыкли к нему и так же спокойно устроились в креслах нарядной кабины, как в спальном вагоне.

Барко скромно уселся в самой глубине кабины, его смущало не столько воздушное путешествие, как социальное положение спутников. Я же благодаря независимости моего характера чувствовал себя одинаково свободно в любом обществе; кроме того, обстоятельства минуты уравнивали нас более или менее всех пятерых… и даже всех шестерых, считая пилота впереди, запертого в своей стеклянной клетке. И лишь простое уважение к людям помешало мне обнаружить мои первые впечатления от воздушного крещения.

Оттого ли, что мне пришлось их затаить, впечатления эти неизгладимо врезались в мою память на всю жизнь.

Какое божественное наслаждение, в ту минуту, когда в гудении мотора вдруг чувствуешь, что отделяешься от земли и летишь!

Какое торжествующее опьянение, — видеть сквозь стекла закрытой кабины освещенное поле, когда все огни окрестного пейзажа опускаются, отодвигаются все дальше и дальше, исчезают у вас под ногами!

Ах, как бы мне хотелось быть одному в открытой гондоле, на вольном ночном воздухе, встать во весь рост с развевающимися по ветру волосами, протянуть руки в этот простор, кричать о восторге человека, торжествующего над воздухом, о счастьи жить в этот век чудес!

Но я скрывал в себе это смятение чувств. Мои спутники, прочно усевшись в легких кожаных креслах, закурили сигары и папиросы и спокойно беседовали. Не приходилось даже повышать голоса в этой кабине, куда проникал лишь очень заглушенный шум моторов. Даже капитан Барко перестал смотреть на громадную светящуюся площадь Парижа, исчезающего на горизонте «с левого борта сзади», и прислушивался к разговору. Вскоре я увлекся этим разговором и лишь урывками думал о нашем полете, например при поворотах, когда ночной пейзаж, казалось, поворачивался вокруг собственной оси, и внутри было такое ощущение, будто «обрываются кишки», пo картинному выражению капитана Барко.

Я наивно воображал себе, что немедленная утилизация восьми миллиардов вызовет единогласное одобрение всех трех властелинов. Но мне пришлось очень скоро разубедиться. Только один Жан-Поль Ривье стоял за этот способ. Господин Хото (управляющий Французского банка) хотел действовать постепенно. А премьер опасался последствий револьвации франка и проповедывал постепенный и очень медленный выкуп банкнот.

Мне, как профану, доводы каждого из собеседников по очереди казались самыми убедительными. Я понял вскоре, что задача была не из простых.

— Если вы оставите в обращении то количество банкнот, которое имеет хождение в настоящее время, — воскликнул на своем южном акценте господин Жермен-Люка, — то Франция, при таком исчезновении ходовой монеты будет чувствовать себя, как бывший толстяк в платье, ставшем ему слишком широким.

— Я допускаю такое затруднение, — согласился господин Хото. — Сначала будет заторможен экспорт и произойдет падение рыночных цен, что втечение нескольких недель, а быть может и месяцев будет тормозить торговлю… Но неужели из-за этих затруднений вы не решитесь вылечить вышеупомянутого толстяка?.. Возвращаюсь к вашему сравнению.

— Тут срочно требуется хирургическое вмешательство, — заявил Ривье.

— Срочно? Гм! Мы ужа шесть лет ежеминутно ждем катастрофы, а все остается попрежнему… Общественная жизнь не нарушается.

— Но это не может длиться бесконечно. Смотрите пример Германии…

— Это совсем другое дело.

— Неважно. К счастью, на этот раз мы не совсем подчинены вам, чтобы действовать по вашей доброй воле, господа политики. Техники берут дело в свои руки под свою исключительную ответственность, вам надо будет только поддержать их перед страной.

— Это хирурги, которые будут оперировать больного, не спрашивая его согласия.

— Так вы бы хотели плебисцита?

— Это невозможно при настоящем положении вещей! Вы сами понимаете. Мы не можем рисковать успехом, допуская проволочку.

— А если правительство наложит «veto»[25] на операцию?

— Плебисцит свершится сам собой. Вся нация стала бы вас порицать… Вы были бы сброшены… А потом, если правительство имеет власть над Французским банком, то ведь банк Ривье свободен в своих действиях. Впрочем, операция, как вы говорите, т. е. выпуск золота «Эребуса II», лишь немногим ускорит ход событий. Одного объявления о том, что в хранилище банка имеется восемь миллиардов золота и такое же количество находится в пути, достаточно, чтобы поднять ценность бумаг до золотого уровня.

— Довести бумаги до ценности золота? Так вы хотите опрокинуть национальную экономику, вызвать катастрофу, разорить сотни тысяч французов?..

— Неважно, если мы спасем Францию, если восстановлением франка мы создадим легкую и счастливую жизнь остальным французам… Наши действия должны следовать естественным законам, они должны быть велики, как сама природа, которая считается только с целыми народами и жертвует ради них отдельными личностями. Я скромно прервал его: