Остров дьявола - [30]

- Прошу прощения, если я не ошибаюсь, пан будет… Эдмон Дюкан? - по-польски заговорил Слугарев.

Серые большие глаза Дюкана ярко вспыхнули и осветили круглое, иссеченное мелкими морщинками лицо, и от этой внезапной вспышки морщинки распрямились. Потом всего на какой-то миг лицо нахмурилось, точно напрягая память и вновь засияло счастливой догадкой.

- Пан… Янек?!

- Да, Эдмон, тот самый Янек Русский, - Слугарев широким жестом раскинул руки, и Дюкан бросился в его объятия.

- Мой капитан, как я рад, я бесконечно счастлив. Я часто вспоминал тебя, - взволнованно говорил Эдмон, и голос его переходил на шепот, словно ему не хватало воздуха, а глаза блестели благородной влагой. - Вспоминал, когда мне было трудно. А ты поверь, мне часто было нелегко, даже очень трудно. - И вдруг, спохватившись: - Познакомьтесь, пожалуйста, это кубинский товарищ из бюро путешествий сеньор Энрико - прекрасный юноша. Кстати, он учился в России и говорит по-русски. Отойдемте в сторонку, не будем мешать. Прекрасный музей, чудесная страна. А народ, какой народ… Куба превзошла все мои ожидания. - Восторгу Эдмона не было конца, он никому не давал вставить слова. Это было вообще в его характере - восторг и многословие. - На сегодня музей - антракт. В другой раз посмотрим, что не посмотрели. А сегодня, Энрико, у меня праздник: я встретил своего старого друга, однополчанина, боевого товарища. Ты знаешь, Энрико, что за человек перед тобой? Это легенда, историческая драма!

- Да что легенды, - с легким смущением перебил Слугарев: он терпеть не мог комплиментов или похвал, они его, как говорится, "вгоняли в краску". - Перейдем к были. Лучше расскажи, какая судьба тебя забросила на Остров Свободы?

- О, это целая история. Мне крайне, чертовски необходимо попасть на Остров дьявола, и чтоб попасть туда, я прибыл на Остров Свободы. Но об этом после, со всеми подробностями. Ты не представляешь, как я рад нашей встрече! Кстати, мой капитан, как прикажешь тебя теперь называть?

- Как прежде. Да ты уже назвал.

- Мой капитан! Прекрасно! Наша юность, неповторимая и позабываемая. Как будет рада Алисия, я ей о тебе много рассказывал. Я познакомлю вас - это моя жена. Вторая жена. С Элеонорой мы разошлись. Но об этом потом. Нам о многом нужно поговорить. Сто лет пролетело, да каких лет!

Казалось, его восторгам не будет конца. А поговорить и в самом деле было о чем. Но музей - не лучшее место для дружеской беседы, и они вышли на улицу. Слугарев с живым интересам рассматривал Дюкана и находил, что тот мало изменился. Нет, внешне он, конечно, очень изменился: исчезнувшая шевелюра обнажила крепкий череп, покрытый густым загаром, теперь Дюкан казался ниже ростом и шире в плечах. На подвижном лице отпечаталась густая сеть мелких морщин. Прежней оставалась торопливая походка, порывистые жесты, резкие движения, восторженный открытый взгляд, доверчивые глаза и неумение говорить спокойно. Вообще он принадлежал к категории людей, которые любят много говорить и не любят слушать. Это последнее совсем не задевало Слугарева, поскольку сам он умел слушать и был скуп на слова. Оказалось, что польский язык Дюкан не забыл, во всяком случае, говорил на нем сносно, и Слугарев с удовлетворением подумал, что услуги Энрико, как переводчика, им не понадобятся. Из музея они направились к набережной, и Дюкан продолжал говорить с прежним восторгом:

- Как справедливо поступило подлинно народное правительство Кубы: Фидель не засел в президентском дворце, он отдал его под Музей революции. Это символично! А в Капитолии - Академия наук. Пресса много писала о культе личности Кастро. Я прибыл на Кубу и убедился, что это ложь. Никакого культа я не нашел. Фидель - настоящий вождь, народный трибун. Народ верит ему, искренне уважает и любит его. Именно таким, как Фидель, я представляю себе революционера - вождя, который получив всю полноту власти, сумел подняться над личным во имя общенародного, во имя идеи. Зачем ему дворцы, бриллиантовые перстни и прочая мишура побрякушек? На нем скромный мундир солдата-воина. Скромность - это великое достоинство, к сожалению, редкое даже среди незаурядных людей. - Радость, душевный подъем, даже сладкий восторг, звучавшие в каждом его слове, передавались и Слугареву, и он с упоением слушал своего друга военной поры, и радость Эдмона отражалась и на лице Ивана Николаевича.

У каменного парапета Малекома они остановились. Энрико, сославшись на какие-то дела, оставил их на набережной и как-то незаметно удалился в сторону порта и, словно тень, растаял в людском потоке. А они с минуту постояли на набережной и затем пошли вдоль залива в противоположную сторону. Дюкан ходил быстро, мелкой торопливой походкой, - он всегда куда-то торопился и часто поводил плечами, словно одежда стесняла его, оттого движения его казались неловкими, угловатыми и резкими. Слугарев не прочь был познакомиться с женой Дюкана, но ему хотелось, чтоб их главная беседа проходила с глазу на глаз, без посторонних, он считал, что Алисия будет его стеснять, и поэтому на приглашение Дюкана немедленно, сейчас же пойти к нему в гостиницу "Абана Либре" он ответил молчанием, которое вполне сходило за знак согласия. Но когда они поравнялись с гостиницей "Националь", Слугарев сказал: