Остров дьявола - [29]

2

На другой день кубинские товарищи сообщили Слугареву, что Эдмон Дюкан и его супруга Алисия возвратились с Хувентуда в Гавану и, если Иван Николаевич не возражает, встречу их можно было бы организовать сегодня, поскольку есть удобный повод, чтоб встреча эта произошла "случайно". Дело в том, что именно сегодня во второй половине дня Дюкан собирался побывать в Музее революции. Повод действительно удачный, и Слугарева больше всего волновал вопрос: как, на каком языке они будут разговаривать. Когда-то они общались на польском, но это было так давно, а язык без систематической практики, как известно, быстро забывается. Уж на что Слугарев - польским владел в совершенстве, а недавно довелось встречаться с польскими товарищами, он попытался говорить на их родном языке и начал спотыкаться, с трудом вспоминая некоторые стершиеся в памяти слова. Дюкан же и прежде в партизанском отряде по-польски говорил с горем пополам, машинально вставляя французские слова, а сейчас, по прошествии стольких лет, наверно, вообще все позабыл. На этот случай предусмотрели подключить Энрико, который уже знаком с Дюканом и "не знаком" с Иваном Николаевичем. Да, да, не знаком, их, то есть Слугарева и Энрико, и познакомит Дюкан.

Музей революции размещается в бывшем президентском дворце. Белокаменное здание элегантной архитектуры своим фасадом смотрит на Малеком, где у самого гранитного парапета возвышается внушительный монумент одному из руководителей народного восстания против испанских колонизаторов в 1895 году генералу Максимо Гомесу.

Слугарев остановился у памятника, который как-то сразу покорил его спокойным величием. Несмотря на сложность трехярусной композиции с множеством фигур, барельефных и объемных, с бронзовыми конями и беломраморными фигурами восставших людей, с богиней Победы и бронзовым генералом на вздыбленном коне, монумент отличается цельностью образа революционного народа и впечатляет. Перед тем как прийти к Музей революции, Слугарев часа два бродил по центру Гаваны, побывал у Капитолия, где сейчас размещалась Академия наук, у Музея изобразительных искусств, и везде его поражало обилие памятников выдающимся сынам кубинского народа, борцам за свободу, деятелям науки и культуры. Только возле Капитолия Слугарев насчитал свыше десяти памятников. Это радовало: народ, который умеет ценить своих именитых соотечественников, чтит память о них, такой народ обладает чувством национальной гордости, свободолюбия и патриотизма, имеет глубокие жизненные корни.

Полуденная жара улиц загнала Слугарева в прохладу залов Музея революции задолго до того, как там должен был появиться Эдмон Дюкан. Среди посетителей музея были кубинские школьники, веселой стайкой окружившие экскурсовода, и группы иностранных туристов. Экскурсоводы объясняли на немецком и английском языках. И вдруг - русский. Это была группа туристов из Ленинграда. Иван Николаевич приятно обрадовался и примкнул к ним. Экскурсовод - молодая девушка-кубинка бойко рассказывала об основании в 1925 году бесстрашными революционерами Хулио Антонио Мельей и Карлосом Балиньо Коммунистической партии Кубы, о том, как в 1933 году под напором революционных масс пал кровавый режим диктатора Мачадо. Слугарев внимательно всматривался в фотографию руководителя революционно-демократической организации "Молодая Куба" Антонио Гитераса. Фотографии, скромные экспонаты - оружие повстанцев. 1953 год, 26 июля. Попытка молодых революционеров, возглавляемых Фиделем Кастро, штурмом захватить военные казармы в городе Монкадо. Операция не удалась, многие восставшие погибли в неравном бою. Фидель был осужден на пятнадцать лет тюремного заключения. Потом амнистия, уход Кастро и его товарищей в эмиграцию в Мексику, подготовка вооруженного восстания. Наконец 2 декабря 1956 года в провинции Орьенто с яхты "Гранма" на родную землю высадился революционный отряд, возглавляемый Фиделем Кастро. Их было в отряде всего восемьдесят два бойца. Но под их знамена становились сотни и тысячи солдат революции, и первого января 1959 года диктаторский режим американского лакея Батисты пал. Скромные фотографии Кастро и Че Гевары тех времен, сделанные фотографом-любителем.

Слугарев оборачивается и взгляд его ловит в другом конце зала щупленькую фигуру Энрико, а рядом с ним - плотный, среднего роста человек в серых брюках и терракотовой рубахе с обнаженными по локоть бронзовыми от загара руками. И в очках. "Неужто это Эдмон?" - с волнением подумалось Ивану Николаевичу, и он отстал от группы советских туристов, внимательно рассматривая стенд с фотографией, на которой Че Гевара изображен у радиостанции с микрофоном в руках. А они все ближе, ближе подходят к Слугареву и о чем-то глухо говорят по-испански. Впрочем говорит больше Эдмон, энергично жестикулируя руками. Слугарев делает вид, что не замечает их, все внимание его приковано к стенду с фотографией Че Гевары. Вот и Дюкан с Энрико остановились у этого же стенда. Энрико не обращает внимания на Слугарева, он что-то объясняет Дюкану и тот понимающе кивает очкастой головой и с величайшим почтением говорит: "О-о! Че Гевара!" Круглое лицо его сияет, умные глаза широко раскрыты. "Пора", - решает Слугарев и отрывает взгляд от стенда. Он смотрит на Дюкана, Дюкан - на него. Взгляды пристальные, напряженные, в них острое удивление и немой вопрос, который вот-вот превратится в слова. Ну, кто первый?