Остров дьявола - [2]

- Да, сэр, - коротко отозвался Кун на вопрос шефа.

- Тогда все в порядке, - благосклонно молвил шеф и резко завалился на стол, уставившись на руководителя центра пытливо и требовательно. - Доктор Дикс, я бы хотел услышать что-то обнадеживающее об "А-777".

Дикс решительно и недовольно положил свой "паркер" на блокнот с рисунками, резанул Левитжера холодным скользящим взглядом и заговорил, опять-таки глядя в пространство:

- Изобретая яд нужно одновременно позаботиться о противоядии, особенно, когда речь идет о таком сильном оружии, как "А-777".

Дикс умолк, считая свой ответ исчерпывающим. Но Левитжера его ответ не удовлетворил.

- Против такой истины никто но возражает, - сказал шеф. - И все же сначала должен быть, как вы изволили выразиться, яд. Он… готов?

- Да, мистер Левитжер, он почти готов, - ответил Дикс, взглянув исподлобья на Куна. - В скором времени можно будет проводить испытания.

- Так в чем проблема? - стремительно и нетерпеливо перебил шеф. - В подопытном субъекте? Вы это хотели сказать?

- О, нет. Думаю, что в субъектах недостатка не будет. - Дикс иронически дернул губами, так что коротко постриженные седые усы его ощетинились. - Проблема в противоядии. Без надежного, с полной гарантией безопасности противоядия нельзя делать опыты… на людях. Иначе мы рискуем выпустить джина из бутылки.

- Если я вас правильно понял, вся проблема сводится к вакцине, нейтрализующей действие "А-777"?

- Совершенно верно, мистер Левитжер, - сказал Дикс, не глядя на шефа.

- Надо поторапливаться, - произнес Левитжер дежурную фразу, которая в сущности ничего не меняла и была для Дикса пустым звуком - шеф это понимал. Но все же, щедрый на слова, счел нужным для пущей важности напомнить: - Не забывайте, что в конечном счете речь идет о свободе и демократии, красные наступают по всем континентам. Наш священный долг - остановить их и уничтожить. В ваших руках судьба грядущих поколений.

Дикс опустил голову и закрыл глаза: его тошнило от высокопарного словоизлияния шефа, он не терпел фарисейства, предпочитал называть вещи своими именами, сколь бы мерзкими они ни были. Левитжер их больше не задерживал.

Первым покинул кабинет шефа Дикс, за ним шел Кларсфельд - двадцатипятилетний голубоглазый блондин, стройный и гибкий в талии. На юном лице его постоянно дежурила улыбка оптимиста, довольного жизнью, а в глазах играли одержимые огоньки. Последним уходил высокий, угловато-сутулый Кун, уходил не спеша, и в каждом шаге его Левитжер видел нерешительность, какую-то внутреннюю борьбу, что-то невысказанное. И когда Кун уже был у самого порога, Левитжер окликнул его дружески:

- Да, Адам, задержитесь на минутку. Присядьте. Я хотел сообщить вам строго конфиденциально, что ваш "С-9" пущен в действие. - При этих словах Левитжера блеклые глаза Куна оживились, он приоткрыл рот, точно хотел что-то сказать, да не решался, но его немой вопрос шеф без труда прочитал на его лице. - Вы хотите спросить - где? На Кубе.

- Я так и думал. - В приглушенном голосе Куна слышалась радость. - А результат? Уже есть результат?

- Об этом я и хотел посоветоваться с вами. Нам желательно знать эффект. Но это может определить только человек компетентный, специалист. - Колючие глазки его шустро прощупывали Куна, точно хотели проникнуть в душу изобретателю вируса "С-9". Для Левитжера душа Куна была по-братски открыта, и, понимая это, шеф продолжал: - Я думаю, не послать ли нам на Кубу своего человека, чтоб на месте лично удостовериться в эффекте? Как вы на это смотрите, Адам?

Обращение по имени свидетельствовало о дружеском расположении и доверии и льстило Куну.

- Каким образом? Нелегально?

- Дело техники, вас это не касается. Я говорю о персоне. Что вы думаете о Кэтрин Гомес? Или может… Мануэла?

Вопрос для Куна был неожиданным, он не готов был к ответу, и Левитжер, поняв это по его озадаченно-растерянному лицу, сказал:

- Вы подумайте, Адам, взвесьте все "за" и "против".

На острове был небольшой штат обслуживающего персонала, в том числе хозяин ресторана Хорхе Понсе и садовник Фиделио Гомес. Они поселились на острове в самом конце войны. Кэт Гомес родилась на острове. Сейчас ей шел двадцать первый год, а ее подруга Мануэла Понсе была тремя годами старше. Учились они в Мехико на биологическом факультете. Кэт из-за материальных затруднений вынуждена была оставить учебу, не получив диплома. Теперь они обе работали у Дикса: Кэт - лаборанткой, Мануэла - старшей лаборанткой.

По какой-то странной ассоциации Кун вдруг вспомнил, что он хотел поговорить с шефом о Мариане Кочубинском, все искал подходящий случай, и вот кажется подвернулся удобный момент. Мариан Кочубинский выполнял на острове обязанности коменданта, то есть начальника охраны, и находился в непосредственном подчинении шефа спецслужбы, а точнее контрразведки, полковника Карла Штейнмана, который знал Кочубинского со времен войны как своего надежного сотрудника и, доверяя ему, пригласил на этот безымянный остров. В отличие от Кочубинского, Штейнману была известна до малейших подробностей сложная биография Адама Куницкого, который пересек однажды океан, решительно отрубив две трети своей настоящей фамилии. Время сделало свое дело, и Мариану Кочубинскому и в голову не пришла мысль, что доктор Кун и есть тот московский парашютист Адам Куницкий, которого летом сорок третьего его "ребята" из НСЗ сняли с дуба и с которым пан поручик тогда обошелся далеко не гостеприимно. Зато Куницкий сразу узнал Кочубинского и не мог вычеркнуть из памяти их встречу в Беловирском лесу. Больше всего на свете Адам Кун желал вытравить навсегда позорную страницу в своей биографии - предательство товарищей и собственноручный расстрел узников гестапо по приказу Карла Штейнмана, в то время капитана "Абвера". Но судьбе было угодно зло подшутить над Куном, заставив его работать бок о бок с Кочубинским и Штейнманом. Правда, он не подчинялся ни тому, ни другому, но это ничего не меняло - ему не доставляло удовольствия лицезреть едва ли не ежедневно тех, кого он ненавидел и презирал, со светской любезностью раскланиваться с ними и делать вид, что до этого острова они никогда не встречались. Кун даже подозревал, что Кочубинский узнал его или знает о нем от того же Штейнмана, перед которым бывший польский поручик раболепствует с усердием провинциального лакея. Иногда его подмывало заговорить с Кочубинским по-польски и с чувством превосходства и высокомерия выплеснуть ему в лицо свое презрение. Напомнить, с каким позором обвел его вокруг пальца Ян Русский, освобождая группу московских парашютистов-разведчиков. Но такая дерзкая мысль тотчас же подавлялась зловещей тенью Штейнмана, страх и трепет перед которым не могли выветрить из его души два десятилетия. И вот сейчас, пользуясь расположением шефа. Кун решил уязвить ненавистного ему Кочубинского, а заодно и Штейнмана. Заикаясь от волнения и краснея, он заговорил: