Остроумие мира - [21]

— Чего же мудреного, — воскликнул ходжа, — это если и тебя начать палками бить, так ты побежишь на четвереньках.

* * *

Когда Насреддин исполнял обязанности судьи, к нему однажды пришли двое людей судиться. Один из них жаловался, что другой укусил его за ухо. Другой же возражал, что он вовсе не кусал, а что тот сам себя укусил за ухо. Ходжа задумался: может ли, человек сам себя укусить за ухо? Для того чтобы проверить это на опыте, он на время выслал вон спорящих и стал пробовать схватить себя зубами за ухо. Делая эти безумные попытки, он так вертелся и метался, что свалился с ног и расшиб себе голову, ударившись ею обо что-то. Тогда он вновь позвал участников тяжбы и важно объявил им:

— Знайте, что человек не только может укусить себя за ухо, но сверх того, может свалиться и расшибить себе голову.

* * *

Случилось раз, что ходжа ехал верхом в большой компании. Он ехал впереди всех и притом сидя лицом к хвосту своего осла. Над ним, конечно, все смеялись, спрашивая, зачем он так сел.

— Если бы я сидел как следует, то, будучи впереди всех, я должен был бы повернуться ко всем спиной, а это невежливо; а если бы я ехал позади всех, то тогда все другие были бы ко мне спиной. А теперь я еду повернувшись ко всем лицом.

* * *

Однажды ночью в дом ходжи забрался вор. Жена ходжи заметила его и хотела было поднять тревогу, но ходжа остановил ее:

— Тише, молчи, не мешай ему. Авось, с Божьей помощью, он что-нибудь найдет у нас; тогда я брошусь на него и отниму добычу.

* * *

Ходжа вместе с женой отправились на речку стирать белье, захватив с собой кусок мыла. И вот вдруг прилетел ворон, схватил мыло и улетел с ним. Жена закричала, хотела было швырнуть чем-нибудь в ворона, но ходжа остановил ее, говоря:

— Оставь его в покое. Он чернее нашего белья, ему мыло нужнее, нежели нам.

* * *

Случилось, что несколько приятелей ходжи затеяли какое-то судебное дело и позвали ходжу в свидетели, причем он хорошо понимал, что приятели ждут от него ложных показаний в их пользу. Судья сказал, обращаясь к ходже:

— У вас спор идет насчет пшеницы?

— Нет, насчет ячменя, — отвечал ходжа.

— Не ячменя, а пшеницы! — накинулись на него приятели, вызвавшие его в свидетели.

— Чудаки вы! — сказал им ходжа. — Коли надо врать, так не все ли равно, о чем врать, о пшенице или о ячмене!

Раздел III. ЗАПАДНАЯ ЕВРОПА

Глава 1

Юмор — это спасительный круг на волнах жизни.

В. Раабе

Сохранилось предание о некоем средневековом монахе Аммоне, который, чтобы отклонить от себя епископское звание, в которое его возводили против желания, отрезал себе ухо. Аббат Борделон впоследствии говаривал по этому поводу, что таких монахов теперь (т. е. в его время) уже нет, что нынешние скорее приделали бы себе по полудюжине лишних ушей, если б это понадобилось, чтобы стать епископом.

* * *

Когда в Риме скончался папа Лев X, покровитель наук и искусств, папский престол занял невежественный, почти не понимавший по-итальянски чужеземец, Адриан VI, ненавидевший поэзию и искусства. Римляне были в полном отчаянии, но зато, когда Адриан умер, дом его врача, Джиованни Антрачино, был весь украшен венками и цветами, и на нем появилась крупная надпись: «Римский сенат и народ— освободителю отечества».

* * *

Итальянский поэт Данте Алигьери, подвергшийся гонениям в своей родной Флоренции, был вынужден перебраться в Верону, где местный правитель оказывал ему значительно меньше внимания, нежели своему шуту. Кто-то, заметивший эту оскорбительную странность, выразил удивление творцу «Человеческой комедии». Но Данте ограничился в ответ только замечанием: «Но ведь это естественно — каждый больше любит себе подобного».

* * *

Духовник миланского владетельного князя Бернабо однажды застал его с женщиной. Чрезвычайно раздосадованный и смущенный Бернабо спросил монаха, что он сам стал бы делать, если б судьба его свела один на один с такой прелестной женщиной?

— Я знаю только, чего я в таком случае не должен делать, — отвечал монах, — а что именно я сделал бы — не знаю.

* * *

Рассказывают о Лангэ де Жержи, настоятеле церкви св. Сульпиция в Париже, жившем в 1675–1750 годах. Он получил пощечину от кого-то власть имущего и сейчас же тихо и кротко сказал обидчику:

— Это для меня, сударь, а теперь дайте же что-нибудь и на моих бедных.

* * *

Фома Аквинский, поступив послушником в доминиканский монастырь в Париже, предался нерушимому созерцанию и сделался молчальником. Он вечно сидел в своей келье молча и глубоко задумавшись. Монахи монастыря, народ разбитной и веселый, жестоко трунили над новичком и прозвали его «немым волом». Но вот однажды, в досужую и шаловливую минуту, братия решила подшутить над будущим светилом католического богословия и придумала сказать ему, что на небе появился и летает вол. Фома вышел из кельи будто бы затем, чтобы посмотреть на летучего вола, а монахи, поверив, что он в самом деле так мало смышлен и легковерен, подняли его дружно на смех.

— Я очень хорошо знаю, — сказал им Фома, — что было бы странно увидеть вола, летающего по воздуху, но мне казалось еще более странным увидеть целую толпу монахов, стакнувшихся, чтобы сказать явную ложь.