Остроумие мира - [100]

— Ошибся, так я тебя вразумлю!

И царь вразумил обер-секретаря Сената традиционной дубинкой.

Назначен был пересмотр дела на следующий день. Вразумленный обер-секретарь прямо от государя, несмотря на поздний час, бросился к старшему сенатору, князю Якову Федоровичу Долгорукову, тоже подписавшему неправильное решение. Долгоруков, в свою очередь, рассмотрел дело, нашел ошибки и наутро вместе с ним приехал в Сенат.

Приехал государь и тотчас же приказал подать дело Гурьева. Долгоруков подошел к царю и доложил, что дело истца правильное, что Сенат решил его не по совести и что сам он подписал дело у себя на дому, так как по нездоровью в заседании не участвовал, а подписал, доверившись честности своих сотоварищей. В заключение он просил государя простить ему неумышленную вину.

Петр, ничего не отвечая, велел перерешить дело: Гурьеву вернуть отнятое да отобрать от соперника в его пользу столько же земли и пятьдесят душ крестьян; с обер-секретаря и сенаторов по 200 рублей с каждого взыскать штрафу в пользу госпиталей. Царская резолюция заканчивалась так:

«Так как по закону тому, кто будет неправильно жаловаться на Сенат, назначена смертная казнь, то и сенаторы за неправое решение подвергаются той же казни, от которой он не может их избавить, если их не простит Гурьев».

По выходе из Сената Петр увидел Гурьева, ожидавшего у крыльца решения, и, потрепав его по плечу, сказал шутливо:

— Поди домой и ешь щи с чесноком.

Сенаторы были поражены приговором государя, думали, рядили и ничего иного придумать не могли, как призвать Гурьева и просить у него прощенья.

Долгоруков послал за ним собственную одноколку. Недоумевающий Гурьев вошел в парадную залу в доме князя и был еще более поражен, когда важные вельможи-сенаторы окружили его и с поклонами стали упрашивать отпустить им всю вину

Растерявшийся Гурьев кланялся на все стороны и каждому порознь несвязно лепетал:

— Бог проспит, ваши сиятельства и ваши превосходительства.

Сенаторы одарили Гурьева за снисхождение подарками, а князь Долгоруков поехал доложить государю.

— Хорошо, — сказал Петр, — счастливы вы, что попали на доброго человека, а то я показал бы вам, как нужно поступать с теми, которые, вместо того чтобы быть примером правосудия, сами его нарушают.

Потом государь послал за Гурьевым. Думая, что царь прогневался на него за прощение сенаторов без его воли, Гурьев, войдя к царю в кабинет, упал на колени.

— Виноват, государь, я их простил! — воскликнул он тоном раскаяния.

— Не о том речь, — засмеялся Петр, — что простил да как простил? Не грозили ли они тебе, если не простишь?

Гурьев подробно передал сцену в доме Долгорукова. Петр очень смеялся, обласкал Гурьева и отпустил домой.

* * *

Адмиралтейская коллегия опубликовала однажды вызов на торги подрядчиков для поставки необходимых Адмиралтейству материалов. Явилось много соискателей, но к концу торгов конкурентов осталось только трое, которые наперебой старались удержать подряд за собою.

Один из них объявил, что возьмет по десять копеек с рубля, другой нашел возможным взять только пять копеек, а третий вызвался «токмо для ради усердия и ревности» к государю поставить подряд без барышей, в надежде, что впредь оставлен не будет.

Коллегия доложила о таковых предложениях императору.

Петр положил следующую резолюцию:

— Отдать тому, который требует по гривне за рубль; другому отказать, понеже пяти копеек не из чего трудиться; а третьего аки плута отдать на два месяца на галеру, сказав ему, что государь побогаче его.

* * *

В молодости Петр Великий воспитывался у образованного по тогдашнему времени дьяка Зотова и ученого иностранца Циммермана. Затем всю жизнь свою он не переставал работать и приобретать полезные знания. Однако не раз у него вырывались горькие сожаления по поводу того, что в молодые годы учение его не было направлено, как должно, и что он не имел случая основательно изучить хотя бы одну науку.

Тщательно следил поэтому великий государь за образованием своих дочерей Анны и Елизаветы, часто заходил в их комнату и присутствовал на уроках. Он делал замечания, поощрял молодых царевен, хвалил их за успехи.

Он любил повторять:

— Я лучше желал бы не иметь на руке ни одного пальца, нежели остаться без учения в молодости. Я ежедневно вижу, чего мне недостает и чему бы в юности я мог научиться! Впрочем, — добавлял он, — учение полезно только умному человеку, дураку же излишнее учение не приносит ничего, кроме вреда. И не приведи Господь, когда такому ученому дураку вдруг достается власть!..

* * *

Как-то кум и денщик Петра Великого Афанасий Данилович Татищев сильно прогневал государя неисполнением какого-то приказания. Петр велел наказать его батожьем перед окнами дворца. Офицер, которому было поручено исполнение экзекуции, приготовил все, что следовало, расставил барабанщиков и ждал только прихода виновного. Но Татищев медлил, рассчитывая, авось гнев государя пройдет. Однако дольше откладывать уже было нельзя, и он тихонько поплелся вокруг дворца к ожидавшим его барабанщикам. По дороге встретился ему писарь кабинета его величества, некто Замятин. У Татищева вдруг мелькнула блестящая идея поставить под батоги вместо себя Замятина.