Острее шпаги - [38]

Пьер Ферма понял, что проиграл, поднял глаза на обвиняемого и встретился с умоляющим взглядом графа Рауля.

Снаружи от дверей парламента донесся шум.

Председатель суда недовольно приоткрыл веки и увидел вошедшего стражника.

– Ваша честь, – начал тот. – Девица де Лонг настоятельно требует, чтобы ее допустили предстать перед вами.

Граф Рауль вздрогнул. Пьер Ферма одобрительно кивнул ему.

– Протестую! – воскликнул прокурор, размахивая полами мантии. – Женщинам не место в зале Справедливости. Сам господь бог лишил их этого чувства.

– Ограничимся обвинением обвиняемого, а не всего прекрасного пола, метр, – внушительно заметил председатель. – Девица де Лонг настаивает на своем показании? Не дочь ли это нашего Франсуа де Лонга? Может быть, ее почтенный отец хочет внести через нее ясность в рассматриваемое нами дело? Лишь ради него, не раз служившего Правосудию, разрешаю допустить девицу де Лонг в зал парламента.

Пьер Ферма весь напрягся, чтобы ничего не выразить на лице.

Вошла Луиза, и ему показалось, будто открылись сразу все окна, солнечный свет хлынул через них вместе с запахом цветущих деревьев. Трудно было сохранить каменное лицо.

Луиза присела в глубоком реверансе и, потупив глаза, сделала несколько шагов по направлению к досточтимым судьям.

– Подойдите, дитя мое. – Председатель перестал шамкать. – Вы явились сюда по поручению вашего почтенного отца, чтобы сделать какое-то сообщение по рассматриваемому делу?

– Нет, ваша честь, мой отец не знает, что я пошла сюда с письмом, которое может иметь важное значение для суда.

– Без разрешения отца? – воскликнул розовощекий судья. – Тогда по чьему же разрешению, дозвольте узнать, так поступает мадемуазель? Не связана ли она чем-нибудь с графом Раулем де Лейе? Не обманута ли она им?

– Я не имею чести знать его, ваша честь.

– Сомнительно, – покачал головой розовощекий судья.

– Если вы не можете назвать, чье поручение выполняете, то мне придется удалить вас из парламента, дитя мое, – заявил сразу охладевшим голосом председатель.

– Ваша честь, – обратился к нему сухощавый судья, – может быть, мадемуазель объяснит цель своего прихода? – Он ждал осложнений, которые обожал.

– Я принесла вам письмо, ваша честь.

– Письмо? Откуда? – допрашивал председатель.

– Из Парижа, ваша честь.

– Оно адресовано нам, членам парламента?

– Нет, ваша честь.

– Кому же?

– Советнику парламента господину Пьеру Ферма.

– Ах Пьеру Ферма! Я так и думал! – воскликнул розовощекий судья, с хитрецой посматривая на молодого советника, который сидел, опустив глаза.

– И вы не могли, дитя мое, подождать, пока советник парламента метр Ферма вернется домой, чтобы с глазу на глаз передать ему «секретное» письмо? – ворчливо произнес председатель.

– Я никогда не бывала у него дома, ваша честь. А письмо совсем не секретное, и я ждала его на почтовой станции, пока не прибыла карета из Парижа. И поспешила доставить письмо сюда.

– Для чего? – спросили разом все трое судей.

– Чтобы вы прочли его, ваша честь, и вы, и вы, ваша честь.

– Но ведь оно адресовано не нам, пусть советник и читает его, – начал сердиться председатель суда.

– Ваша честь, – поднялся со своего места Пьер Ферма, – если мне дозволено будет выразить свою просьбу, то в интересах рассматриваемого дела и Правосудия я прошу вас предложить уважаемому господину прокурору вслух прочитать адресованное мне письмо.

Досточтимые судьи были слишком заинтригованы, чтобы отказать советнику парламента.

Глава четвертая. Следы

Никогда не знает меры счастье!

Сенека

Прокурор Массандр гневно откашлялся, взломал печать, с хрустом вскрыл письмо и стал читать низким недовольным голосом, часто запинаясь, создавая впечатление, что он или плохо разбирает почерк, хотя каллиграфическим строчкам могли бы позавидовать судейские писцы, или вообще с трудом читает по писаному.

– «Многочтимый и дорогой друг! Ваше последнее письмо доставило мне огромное удовольствие, более того, наслаждение от сознания вашей плодотворной деятельности в различных областях математики, где вы продолжаете неустанно делать все новые открытия». Какое это имеет отношение к парламенту? – проворчал Массандр.

– Прошу вас, метр, – клюнул носом председатель.

– «Вероятность события, которая до сих пор считалась неисповедимым деянием господним, определяемая вами математическим путем, отвергает отныне суеверия, связанные с гаданием и прочими проявлениями невежества». – Массандр оборвал себя и зарычал: – Не я ли говорил, досточтимые судьи, что метр Ферма покушается на основы веры, пытаясь арифметикой измерять веления всемогущего господа нашего.

– Аминь, – сказал председатель, – продолжайте, метр.

– Подчиняюсь, ваша честь, но кровь католика клокочет во мне. «Я усердно переписал ваше письмо, как и прежде, сожалея, что вы ограничились выводами из своих наблюдений, не приводя столь любопытных доказательств, предлагая найти их самостоятельно вашим читателям, кои интересуются математикой. Не отрицая заманчивости такого предложения, я все же осмеливаюсь еще раз посоветовать не затаивать вами найденного, а по-братски делиться со всеми, кто, как и вы, любит науку и служит ей. И еще прошу вас, друг мой, найти время, чтобы собрать все уже вами написанное в письмах и представить в виде рукописи, включающей доказательства, могущей стать первой книгой вашего собрания сочинений, изданию которой я мог бы содействовать, считая вас продолжателем дела таких великих умов, как Диофант».