Осторожно: массированные фальсификации! Сборник статей - [22]

Прошу прощения за отступления от соблюдения правил ведения научного спора. Но ведь фальсификаторы истории именно на это и рассчитывают, что с ними заведут корректный научный спор на 5-10 лет, а тем временем они успеют задурить голову десяткам тысяч простых граждан страны. Нет, фальсификаторов истории надо одёргивать резко и сразу. Ущерб от их деяний настолько велик, что со временем, можно было бы ввести уголовную статью за системную фальсификацию истории родной страны, а заграничных фальсификаторов объявлять персонами нон грата, параллельно ставя заслон перепечаткам их статей внутри страны. Тем более, что сознательного и системного фальсификатора истории можно отличить от заблуждающегося, уже по одной-двум статьям. А тут явный фальсификатор, печатно разоблачённый ещё в ноябре 2011 г. в альманахе «Калуга литературная» и в январе 2012 г. в журнале «Агидель» сразу двумя авторами, в том числе и к.и. н Янгалиным, протащил свою ахинею, что «Всего было сформировано 20 башкирских…полка» даже в общероссийской трёхтомной энциклопедии «Отечественная война 1812 года и освободительный поход русской армии 1813–1814 годов» 2012 года[87]. Воспользовался тем, что в редакции энциклопедии нет специалистов по башкирам. Хотя своей ежегодной сменой обоснований и ссылок при твёрдой нацеленности на отрицательный для башкир конечный результат, госп. Р. Рахимов давно напоминает матёрого картёжного шулера.

Не зря президент страны и премьер поставили задачу: активно бороться с переписыванием истории. Кроме зарубежных, оказывается, и внутри страны в лихие 90-е, появились «младоисторики», попирающие, ради денег все труды серьёзных предшественников.

Теперь разберём фальсификации по вооружению башкир. При описании боя под Иньковым (Молево Болото) кандидат наук Р. Рахимов с легкостью необыкновенной в голове, приличествующей только 15-летней школьнице, делает скоропалительный вывод: «В 1-м Башкирском полку огнестрельное оружие имели менее половины воинов»[88]. И на чём же он основывает свой суровый вердикт? А только на том, что в представлении на Жилина сказано: «командуя 200 отборных башкирцев…вёл с неприятелем перестрелку». По его облегчённой логике получается, что если отобрали 200 лучших башкир, то только у 200-т из них и было огнестрельное оружие. Опытный командир, коим, безусловно, был гусарский поручик Жилин, адъютант атамана Платова, отбирает воинов по десятку показателей: меткости в стрельбе, лихости в рубке, возрасту, выучке (в первую очередь на коне), боевому духу, состоянию его коня и даже, по исправности конской упряжи. Можно иметь ружьё и пистолет, но палить в молоко, можно иметь всё в исправности, но иметь раненную лошадь. И т. д., и т. п.

В 2011 году он, злоупотребляя своим служебным положением редактора 4-го тома, повторил эту свою выдумку, но более зло, уже в капитальном издании– 7-ми томной «Истории башкирского народа». Пишет с новой хитрой изворотливостью: «Башкиры были вооружены в основном луками и стрелами, пиками, небольшое количество – саблями, ружьями и пистолетами. Массовое отсутствие огнестрельного оружия связано с последствиями указа от 11 февраля 1736 года, по которому башкирам было запрещено иметь кузни, огнестрельное оружие. Его появление связано с башкирским восстанием, а запрет сохранялся вплоть до введения кантонной системы. Хотя после 1798 года башкирам разрешалось иметь огнестрельное оружие, однако на протяжении нескольких поколений был утерян навык обращения с ним»[89]. Между тем, невозможно было 250 лет (с 1558 года) охранять восточную границу Российской империи не имея огнестрельного оружия. Ещё в царской тайной грамоте от 14 марта 1675 года Верхнетурский воевода Хрущев предупреждается: «По Сибирской дороге, за Уралом, от города Уфы в дальних местах, объявились у многих башкирцев пищали винтовки многие, да и по городовую де сторону Уфы у башкирцев пищали есть же, и пищальной де стрельбе изучились, а лучную стрельбу покинули…а прежде до сего пищалей у башкирцев не было»[90]. Об имевшемся огнестрельном вооружении свидетельствовал в 1678 году и приказчик Аятской слободы Фролка Арапов: «А татарове де и башкирцы все лошадей кормят и луки и стрелы делают…и ружья де у них много, у всякого человека пищали по две и по три винтовок»[91].

В XVIII веке башкиры часто восставали против зарождавшего тогда дикого капитализма с самовольным захватом земель, сведением лесов и загрязнением рек, требуя соблюдения условий вхождения с Иваном Грозным. Восстания жестоко подавлялись. Но империя уже не могла совсем обойтись без башкирских казаков – восточная граница требовала охраны, да и войны вспыхивали каждые 15–20 лет. Поэтому сразу после очередного восстания, уже в 1742 году генерал Соймонов приступает к мероприятиям по повышению мобилизационной готовности башкирских команд. В числе разнообразных мер, он в том же году поручает повсеместно восстановить кузницы, временно запрещенные после восстания 1735 года. Уже через год после восстания в 1737 году была выставлена 3-тысячная команда с двойным конским составом, обозом с фуражом и провиантом, с полным снаряжением, включая походные кузни. Да и с каждой войны башкиры возвращались с гораздо более качественным трофейным вооружением и снаряжением. В середине XVIII в. военная служба башкир приобрела еще более широкий характер. Это подтверждается и учёным Иоганном Готлибом Георги (1729–1802), который написал в очерке «Башкирцы» во второй части своего знаменитого труда «Описание всех в Российском государстве обитающих народов, также их житейских обрядов, вер, обыкновений, жилищ, одежд и прочих достопамятностей» следующее: «По прекращению возмущения их в 1741 году учреждено состояние их по примеру казацкого; и потому правят они службу при пограничной линии, либо и в походу по наряду ходят: причём сами себя должны снабдевать лошадьми, одеянием и оружием;…Во время военной службы выбирают они старшин, также десятников, пятидесятников, сотников и так далее, сами; предводителей же полков, которых называют они атаманами, определяют к ним российские начальники, избирая их из самых лучших старшин.