Осторожно HOT DOG! (с иллюстрациями) - [10]
* УРОКИ ВЕЖЛИВОСТИ
Имидж страны или народа очень часто далек от действительности. Свой имидж Америка создает вполне профессионально и целенаправленно/собирая все самое хорошее, что есть не только в Америке, но и во всем мире. Кто он такой, к примеру, типичный американец? Лихой ковбой? Рэмбо? Ничего подобного. Это обыкновенный спокойный несколько религиозный парень (иногда толстый). Очень ВЕЖЛИВЫЙ, между прочим. И если на дискотеке вы уже вдоволь пообщались с местными «эллочками-людоедочками», то давайте поучимся и дальше говорить с американцами на их языке.
Начнем со слов sorry и excuse me, которые переводятся как «извините», но употребляются эти слова по-разному. Нам ни в школе, ни в институте почему-то толком не объясняют, когда же говорить sorry, a когда excuse me. А все, в принципе, достаточно просто – проще пареной репы. Excuse me вы говорите тогда, когда только собираетесь обратиться с вопросом к кому-то либо пройти мимо кого-то, чувствуя, что можете задеть человека локтем, коленом или же всем корпусом. Ну, a sorry вы говорите тогда, когда все это только что проделали, т.е. толкнули, задели, наступили, уронили, разбили, опрокинули…
– Excuse me, – цедит сквозь зубы комиссар Ле Пешен и, так как очень торопится на ответственное собрание, начинает объезжать плетущийся впереди «бьюик» пожилой леди.
– Sorry! – кричит комиссар, когда его лихой маневр не удался и он своей машиной задевает дверцу «бьюика».
Sorry у них говорят также вместо нашего «спасибо», когда оно идет в ответ на «будьте здоровы» (это если вы чихнули). А их «будьте здоровы» – это bless you, которое американцы произносят как «блэш ю». Учтите: они вообще часто вместо двойного «s» говорят «ш», а вместо «z» – «ж». Ну, а теперь давайте понаблюдаем.
Богатый дом среднего американца. Обалденно украшенный именинный стол, где посередине стоит умопомрачительный торт, в котором горят семнадцать свечей. Парни во фраках и с бабочками. Девушки радостно распевают: «Happy birthday to you, happy birthday to you, happy birthday dear Rebecca, happy birthday to you». Думаю, не стоит переводить эту «русскую» традиционную песню, которую мы часто поем именинникам. Да, Ребекке семнадцать лет. Ребекка – белокурый ангел, ваша соседка, на которую вы так вожделенно смотрите. Но что-то щекочет у вас в носу, и вы чихаете так, что не только задуваете за Ребекку все свечи, но и белым кремом забрызгиваете всех окружающих.
– Bless you, – улыбается вам белокурый ангел.
– Sorry, – смущенно улыбаетесь вы.
– You are welcome, – отвечает вам Ребекка, что переводится уже как «всегда пожалуйста, милости просим».
Да, ребята, забудьте все эти not at all и fоr pleasure, что мы учим в школе. На их thank you отвечайте лучше всего welcome или you’re welcome. Можно sure, а если вы в более-менее молодежном обществе находитесь, то не грех и ОК сказать.
Мы с другом заблудились в Бруклине (Нью-Йорк-сити), разыскивая товарища, который на полгода раньше нас приехал в США на работу. И вот, измученные палящим солнцем ньюйоркщины, мы называем толстяку, попивающему джус у крылечка своего ухоженного дома, адрес придурочного товарища, а приятель наш, как потом оказалось, ошибся и в собственном номере дома, и в индексе, и в названии улицы… Толстяк весьма доброжелательно (что странно для нас, пока еще не привыкших – шел всего третий день пребывания в Штатах – к их нравам) объясняет, что такого дома здесь вовсе нет и никогда не было и что мы, вероятно, ошиблись.
– Anyway thank you. – Спасибо, тем не менее, – благодарим мы его.
– You are welcome, – улыбается в ответ толстяк, и моя первая реакция: нас приглашают зайти. А так как я хочу пить и вообще спрятаться в тень, то чуть было не соглашаюсь. Вот бы лажанулся!
– Thank you a lot! – Огромное спасибо! – благодарит Мик Джона за очень своевременный и точный пас, приведший к тачдауну.
– Sure. – Пожалуйста, – кивает в ответ Джон.
Еще sure используется и как «конечно» и куда чаще встречается, чем of course:
Инструктор объясняет вам правила парковки автомобиля. Вы ничего не поняли, но на вопрос инструктора-полисмена «Did you get it? – Вы все поняли?» отвечаете: «Sure! – Конечно!».
Of course без yes звучит несколько резковато. А вот их «шуэ» хорошо и без yes. Ну, а в родном институте мы проходили sure только в смысле «быть уверенным» – to be sure.
Но давайте вернемся на вечеринку к Ребекке. Сейчас я вас научу знакомиться с девчонками по-английски.
Значит так: вас, по легенде, зовут… m-m-m-m… Как же вас зовут? Ну пусть Эрнестом. Вы говорите Ребекке:
– Hi!
И улыбаетесь, краснея. «Хай» – это краткое «привет».
– Hi, – лучезарно улыбается вам Ребекка.
– My name is Ernest, – представляетесь вы, ибо именинница вас явно не знает, как не знает половину гостей. – Nice to meet you, Rebecca.
– Nice to meet you, Ernest, – улыбается в ответ девушка.
Последние две фразы дословно переводятся «красиво вас встретить», но их можно и нужно перевести как наше «очень приятно». В Англии в такие моменты иногда говорят how do you do, что не является вопросом типа «как поживаете?» и не требует никакого ответа, мол, все о’кэй. Вам сказали how do you do, и вы ответили how do you do. На том «инцидент» исчерпан.
Книга «Тропою волка» продолжает роман-эпопею М. Голденкова «Пан Кмитич», начатую в книге «Огненный всадник». Во второй половине 1650-х годов на огромном просторе от балтийских берегов до черноморской выпаленной степи, от вавельского замка до малородных смоленских подзолков унесло апокалипсическим половодьем страшной для Беларуси войны половину населения. Кое-где больше.«На сотнях тысяч квадратных верст по стреле от Полоцка до Полесья вымыло людской посев до пятой части в остатке. Миллионы исчезли — жили-были, худо ли, хорошо ли плыли по течениям короткого людского века, и вдруг в три, пять лет пуста стала от них земная поверхность — как постигнуть?..» — в ужасе вопрошал в 1986 году советский писатель Константин Тарасов, впервые познакомившись с секретными, все еще (!!!), статистическими данными о войне Московии и Речи Посполитой 1654–1667 годов.В книге «Тропою волка» продолжаются злоключения оршанского, минского, гродненского и смоленского князя Самуэля Кмитича, страстно борющегося и за свободу своей родины, и за свою любовь…
Михаил Голденков представляет первый роман трилогии о войне 1654–1667 годов между Московским княжеством и Речью Посполитой. То был краеугольный камень истории, ее трагичный и славный момент.То было время противоречий. За кого воевать?За польского ли короля против шведского?За шведского ли короля против польского?Против московского царя или с московским царем против своей же Родины?Это первый художественный роман русскоязычной литературы о трагичной войне в истории Беларуси, войне 1654–1667 годов. Книга наиболее приближена к реальной истории, ибо не исключает, а напротив, отражает все составляющие в ходе тех драматических событий нашего прошлого.
Эта книга завершает серию приключений оршанского князя пана Самуэля Кмитича и его близких друзей — Михала и Богуслава Радзивиллов, Яна Собесского, — начатых в книге «Огненный всадник» и продолженных в «Тропою волка» и «Схватка».Закончилась одиссея князя, жившего на изломе двух эпох в истории белорусского государства: его золотого века и низвержения этого века в небытие, из которого страна выбирается и по сей день. Как верно писал белорусский поэт Владислав Сырокомля: «Вместе с оплаканными временами Яна Казимира кончается счастливая жизнь наших городов».
Книга «Схватка» завершает трилогию, которую автор назвал «Пан Кмитич», состоящую из трех книг: «Огненный всадник», «Тропою волка» и «Схватка».Что касается фактов исторических, то единственное искажение, к которому прибегает автор — это сжатие времени, ибо даже в трех пухлых книгах не описать все значимые события тех огненных тринадцати лет ужасной войны. В романе также достаточно близко к правде отображен колоритный мир простых людей XVII века, их верования и традиции.Иллюстрации М. А. Голденкова.
Информация, изложенная в этой книге, не представляет никакой тайны. Однако по исторически сложившимся причинам ее не принято широко обсуждать и исследовать. Автор считает это большой ошибкой, потому что искажение исторической информации рождает лишь встречное искажение и тормозит процесс либеральных преобразований в обществе.Именно имперское искажение истории рождает экстремистские течения. Объективный же анализ истории и есть путь к народному согласию.
Книга, которую вы держите в руках, — поиск ответов на те вопросы, которые задают учителям не в меру любопытные школьники, не получая ясных объяснений.Кто же такие древние русские, предки украинцев, русских России и беларусов? Почему одни из них как на старшего брата взирают на Москву, а других поворачивает в обратную сторону? Что есть Беларусь, Русь, Россия, Москва и наши предки русы?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Задача этой книги — показать, что русская герменевтика, которую для автора образуют «металингвистика» Михаила Бахтина и «транс-семантика» Владимира Топорова, возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Вся книга состоит из примечаний разных порядков к пяти ответам на вопрос, что значит слово сказал одной сказки. Сквозная тема книги — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы. Толкуя слово, мы говорим, что оно значит, а значимо иное, особенное, исключительное; слово «думать» значит прежде всего «говорить с самим собою», а «я сам» — иной по отношению к другим для меня людям; но дурак тоже образцовый иной; сверхполное число, следующее за круглым, — число иного, остров его место, красный его цвет.
Задача этой книжки — показать на избранных примерах, что русская герменевтика возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Сквозная тема составивших книжку статей — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы.
Сосуществование в Вильно (Вильнюсе) на протяжении веков нескольких культур сделало этот город ярко индивидуальным, своеобразным феноменом. Это разнообразие уходит корнями в историческое прошлое, к Великому Княжеству Литовскому, столицей которого этот город являлся.Книга посвящена воплощению образа Вильно в литературах (в поэзии прежде всего) трех основных его культурных традиций: польской, еврейской, литовской XIX–XX вв. Значительная часть литературного материала представлена на русском языке впервые.