Осторожнее с огнем - [5]
— За испуг?
— Нет, но видя двух хорошеньких девушек, — ведь мы обе очень хороши — каждая в своем роде, — разве он не мог сойти с лошади, представиться нам и побеседовать? Правда, бабушка?
— Нет, дитя мое! Умнее не мог он поступить, и я ему очень за это благодарна: поклонился, извинился, как следовало, и поехал своей дорогой.
— Но это оскорбление моего величия, — прервала внучка… — Как же, кажется, даже не оборотился!
— О, уж ты напрасно придираешься, — сказала Мария, — я была свидетельницей, что он осматривался.
— И ты против меня! Бабушка, прикажите ей стать на колени, она бунтует против лучшей своей приятельницы.
Еще минуту продолжался разговор в этом роде, и Юлия болтала о том, как постарается разведать о своем незнакомце; в это время старый слуга Войцех внес на подносе кофейник и чашку.
Трудно будет обойтись без ближайшего знакомства с Войцехом. Был он когда-то крестьянином старосты, потом лакеем, наконец камердинером Старостины. Седой и старый, но бодрый, держась еще прямо, с веселым лицом, исполненным добродушия, вошел он в комнату госпожи. Он был в серой куртке, из одного кармана которой выглядывала огромная табакерка; в одном его ухе качалась большая, золотая серьга; черный платок с огромными концами, повязанный на высокой шее, поддерживал его голову, которая, может быть, уже имела охоту склониться на сторону. Старичок был чисто выбрит, хотя бакенбарды могли бы скрывать предательские морщины; на устах виднелась почти юношеская улыбка.
Усмешка эта, бегающие глаза, а вместе — безделки у часов, таинственно повязанный галстук и серьга — выражали несчастную слабость, отравившую жизнь Войцеха. Влюблялся бедняга, влюблялся до семидесяти лет беспрестанно, но все не мог жениться, хотя жаждал этого, а как жаждал, знают все его знакомые. Любовь была стихией его жизни, ясным светилом дня, который, увы, слишком уже склонялся к западу.
Не было в дворне Старостины ни одной пятнадцатилетней девочки, по которой бы не вздыхал пан Войцех, надеждой на взаимность, которой не имел бы права хоть на час утешать себя. А услуживал он своим любезным с самопожертвованьем, достойным лучшей награды: все, что имел, — было к их услугам; кормил их, возил кататься, делал для них вечеринки, покупал подарки и потом, когда ему изменяли, не жалел даже пожертвований своих, а довольствовался только проклятиями на пол непостоянный и вероломный. Тогда рассыпал он в буфете анекдоты о непостоянстве женщин и клялся, что никогда, пока жив, ни на одну больше не посмотрит. Однако на другой день влюблялся снова. Это вошло ему уже в привычку, а в семьдесят лет кто же отстанет от застарелых привычек? Но это был честнейший, отличнейший человек. Простим же ему, оттого что все имеем свои слабости.
Когда он неся кофе, на цыпочках, вошел в комнату Старостины, улыбаясь, прихорашиваясь и стараясь прямо держать голову, Юлия быстро бросилась к нему, и схватив его за руку, спросила:
— Ты всех знаешь в соседстве, Войцех?
— А как же? Кого ж бы я не знал?.. Ведь… (здесь он затруднился счетом, не видя надобности вдаваться в предательское исчисление) мы довольно давно живем здесь.
Старушка, боясь живости внучки, подала ей знак и сама начала расспрашивать Войцеха.
— Видишь ли, любезный Войцех, кто-то в лесу испугал Юлию.
— Как, ясновельможная пани? В лесу?
— Какой-то молодой человек на серой лошади чуть не растоптал их.
— На серой лошади? Молодой человек? — говорил Войцех задумчиво, накрывая стол салфеткой. — Молодой человек на серой лошади!.. Кто ж бы это? Пан Цемента?
— Этого мы знаем, да он и не молод.
— Ему еще нет сорока.
Юлия начала смеяться.
— Это был очень молодой человек, — сказала она.
— А, очень молодой человек! Может быть пан Фаддей?
— Помилуй!
— Этому не больше, как тридцать с хвостиком.
— Те паны известны нам, а это совершенно незнакомый.
— Кто ж бы это был, совершенно незнакомый? Каков он собой?
— Прекрасный брюнет высокого роста; на нем венгерка, ружье и рог, под ним серая лошадь.
— Серая лошадь! Даже серого верхового не знаю в соседстве, только у ксендза пробоща ходит в дышле белая кобыла, да и та вся в сединах от старости.
Юлия рассмеялась.
— Но Войцех, говорю тебе, то была отличная лошадь, даже уносила молодого человека.
— Нечего сказать, отличная, когда уносит! Но право трудно угадать, кто бы это мог быть!
И как бы для подкрепления своих мыслей, Войцех понюхал табаку, подаваясь к двери.
— Однако же, — сказал он тихо, — мы знаем все соседство.
— Конечно, это и меня удивляет, — прервала Юлия, — однако, подумай, может быть мы и не всех знаем!
Войцех улыбнулся.
— Я же сказал, что знаем все порядочное, а мелкой шляхты и считать не стоит.
— Любезный Войцех, и они ведь, подобно нам, люди честные, трудолюбивые, зачем же ты ни во что их ставишь?
— Видите ли, панна Юлия, — поправился старик, — ни один из этих шляхтичей не может иметь отличной верховой лошади.
— Не прибыл ли в соседство кто-нибудь из молодых людей, закончив воспитание или из далекого путешествия?
Старик почесал прилизанную чуприну, которую напрасно красил, скрывая седины; они пробивались, белея не столько от старости, как от помады.
Захватывающий роман И. Крашевского «Фаворитки короля Августа II» переносит читателя в годы Северной войны, когда польской короной владел блистательный курфюрст Саксонский Август II, прозванный современниками «Сильным». В сборник также вошло произведение «Дон Жуан на троне» — наиболее полная биография Августа Сильного, созданная графом Сан Сальватором.
«Буря шумела, и ливень всё лил,Шумно сбегая с горы исполинской.Он был недвижим, лишь смех сатанинскойСиние губы его шевелил…».
Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.
«Сумасбродка» — социально-психологический роман классика польской литературы Юзефа Игнация Крашевского (1812-1887).
Юзеф Игнацы Крашевский родился 28 июля 1812 года в Варшаве, в шляхетской семье. В 1829-30 годах он учился в Вильнюсском университете. За участие в тайном патриотическом кружке Крашевский был заключен царским правительством в тюрьму, где провел почти два …В четвертый том Собрания сочинений вошли историческая повесть из польских народных сказаний `Твардовский`, роман из литовской старины `Кунигас`, и исторический роман `Комедианты`.
Польский писатель Юзеф Игнацы Крашевский (1812 – 1887) известен как крупный, талантливый исторический романист, предтеча и наставник польского реализма.
В начале нашего века Лев Жданов был одним из самых популярных исторических беллетристов. Его произведения, вошедшие в эту книгу, – роман-хроника «Грозное время» и повесть «Наследие Грозного» – посвящены самым кровавым страницам русской истории – последним годам царствования Ивана Грозного и скорбной судьбе царевича Димитрия.
Книга рассказывает о жизни и замечательной деятельности выдающегося русского флотоводца, адмирала Федора Федоровича Ушакова — основоположника маневренной тактики парусного флота, сторонника суворовских принципов обучения и воспитания военных моряков. Основана на редких архивных материалах.
«…Хочу рассказать правдивые повести о времени, удаленном от нас множеством лет. Когда еще ни степи, ни лесам конца не было, а богатые рыбой реки текли широко и привольно. Так же и Воронеж-река была не то что нынче. На ее берегах шумел дремучий лес. А город стоял на буграх. Он побольше полста лет стоял. Уже однажды сожигали его черкасы: но он опять построился. И новая постройка обветшала, ее приходилось поправлять – где стену, где башню, где что. Но город крепко стоял, глядючи на полдень и на восход, откуда частенько набегали крымцы.
Роман Д. С. Мережковского (1865—1941) «Воскресшие боги Леонардо да-Винчи» входит в трилогию «Христос и Антихрист», пользовавшуюся широкой известностью в конце XIX – начале XX века. Будучи оригинально связан сквозной мыслью автора о движении истории как борьбы религии духа и религии плоти с романами «Смерть богов. Юлиан отступник» (1895) и «Антихрист, Петр и Алексей» (1904), роман этот сохраняет смысловую самостоятельность и законченность сюжета, являясь ярким историческим повествованием о жизни и деятельности великого итальянского гуманиста эпохи Возрождения Леонардо да Винчи (1452—1519).Леонардо да Винчи – один из самых загадочных гениев эпохи Возрождения.
«… – Сколько можно писать, Рембрандт? Мне сообщили, что картина давно готова, а вы все зовете то одного, то другого из стрелков, чтобы они снова и снова позировали. Они готовы принять все это за сплошное издевательство. – Коппенол говорил с волнением, как друг, как доброжелатель. И умолк. Умолк и повернулся спиной к Данае…Рембрандт взял его за руку. Присел перед ним на корточки.– Дорогой мой Коппенол. Я решил написать картину так, чтобы превзойти себя. А это трудно. Я могу не выдержать испытания. Я или вознесусь на вершину, или полечу в тартарары.
Книга Кондратия Биркина (П.П.Каратаева), практически забытого русского литератора, открывает перед читателями редкую возможность почувствовать атмосферу дворцовых тайн, интриг и скандалов России, Англии, Италии, Франции и других государств в период XVI–XVIII веков.Сын короля Сигизмунда I и супруги его Боны Сфорца, Сигизмунд II родился 1 августа 1520 года. По обычаю того времени, в минуту рождения младенца придворным астрологам поведено было составить его гороскоп, и, по толкованиям их, сочетание звезд и планет, под которыми родился королевич, было самое благоприятное.