Остаюсь с тобой - [57]

Сквозь гул дизелей послышалось, будто кто-то зовет его. Поднялся, глянул вниз. Это мастер махал ему рукой, предупреждая, что начинают поднимать трубы.

Хотя Алесич работал, как и всегда, старательно, даже, может быть, более старательно, однако работа не захватывала его, не помогла одолеть скверного настроения. Правда, уныние прошло, прошло и чувство жгучей обиды, которое еще недавно пронизывало его, зато более ясным и устойчивым стало безразличие ко всему, что его окружало. "Зачем он здесь? И вообще, что ему буровая?" Эти мысли не покидали его, пока он работал, держались в голове и после, когда работа кончилась и можно было спускаться вниз. Он еще долго стоял, прислонясь спиной к бортику, усталый, почти обессиленный. Если бы можно было, он устроился бы в люльке и на отдых. До утра.

- Эй! - снова послышался голос мастера.

А когда Алесич наконец спустился, тот посмотрел на него испытующе, вприщур:

- Я уже хотел подниматься к вам... Что с вами? Не заболели?

В этот вечер ему долго не спалось. Он лежал, подложив руки под голову, смотрел в темноту, не прислушиваясь к тому, что говорили товарищи, о чем спорили, что рассказывали. Его даже нисколько не беспокоила бессонница. Он был безразличен и к ней.

Утром, выйдя из вагончика, остановился пораженный бесцветностью, серостью всего, что было вокруг. Какое скучное место, более скучного и представить себе невозможно, подумал он. Серые дали с редкими, пасмурными и какими-то сиротливыми перелесками. Маленькая рощица у шоссе с несколькими старыми деревьями, покалеченными ветром и временем. Груды труб и другого железья своей омертвелостью дополняли унылый пейзаж. И сами вагончики, с маленькими окнами, с облезлой синей краской, казались заброшенными, утонувшими в вязкой земле. Тонкий дымок, который нехотя вываливался из тонкой ржавой трубы над котлопунктом, еще больше подчеркивал эту заброшенность, сиротливость.

Теперешнее настроение напоминало то, какое охватило Алесича, когда его не пустила Вера и он вынужден был поехать в деревню. Но тогда он был безразличен ко всему на свете, к самой жизни. Сейчас это безразличие связывалось только с этим клочком земли, где он работал и жил, где теперь не было ее, Кати Юрковец. Но... не исчезла же она с земли, где-то же есть! Ее можно найти, более того, ее необходимо найти. И - безотлагательно. Потому что с таким настроением ни жить, ни работать нельзя.

Алесич подался в вагончик мастера.

Рослик сидел у рации и, поглядывая в бумажку, что лежала перед ним, у кого-то требовал, чтобы ему срочно завезли трубы, химреагенты, солярку, иначе он вынужден будет остановить работы на буровой. Бросив телефонную трубку на рычаги, вскочил, увидел Алесича и не то возмутился, не то пожаловался.

- Видели? Они еще там подумают... План давай, а как что для нас, так они еще будут думать, мать их... Зачем же гнать без оглядки, если ресурсов не хватает? Не понимаю... - И с тем же возбуждением, с каким только что говорил по рации, спросил у Алесича резко, нетерпеливо: - Вы ко мне?

- К вам, Степан Юрьевич, - вздохнул Алесич.

- Слушаю.

- Хочу уволиться, Юрьевич.

- Хе, надумал?! - засмеялся Рослик. - Через несколько дней все мы отсюда тю-тю... Вот-вот кончаем бурить. Конечно, если не завезут сегодня что надо, то покукуем и дольше. И все наши старания, все бессонные ночи коту под хвост.

- Я сегодня хочу.

- А почему вдруг сегодня?

- Надо.

- Что случилось?

- Ничего не случилось.

- А если не случилось...

- Не надо упрашивать. Не могу. Не хочу. Разве этого мало? - Алесич уставился взглядом в пол, боясь поднять глаза на мастера.

- Ха! Чудак! Разочаровался, неинтересно... Скоро нефть ударит. Вы же никогда не видели, как она пенится. Ради того, чтобы это увидеть, люди черт-те откуда едут. А ты... Сколько дней-то осталось. Увидите нефть, на всю жизнь останетесь нефтяником. А что?

- Нет, Юрьевич.

- Вы... действительно? - Рослик не верил или только делал вид, что не верит.

- Не шучу. Ночь думал.

- С какого числа? - вернулся к столу, раскрыл вахтенный журнал, уставился в него.

- Хоть сейчас, - сказал Алесич.

- Пишите заявление, - мастер достал из ящика стола лист бумаги.

Алесич подошел к столу, немного наклонившись, написал то, что от него требовалось.

Рослик сначала верил и не верил, но сейчас, увидев заявление, понял, что Алесич не шутит, и оторопел немного. Он еще раз прочитал заявление, силясь сморщить свой круглый, как колено, лоб, почесал пальцем под носом, будто его жиденькие усы вдруг зачесались, глянул на Алесича:

- Дорогой мой, так у серьезных людей не делается. Об увольнении обычно предупреждают.

- Я раньше не знал...

- Через пару часов начнем поднимать свечки, а у меня нет верхового. Рослик встал, прошелся по вагончику, снова сел на свое место. - Не могу же я вашего напарника после ночной смены заставить стоять еще и дневную. Что прикажете делать?.. Вот что, Иван Андреевич. Давайте договоримся так. Держать вас силой не собираюсь. Но... прошу пару дней поработать. Через пару дней найду кого-нибудь. Пойми, я не темню. Новенького же сразу не поставишь. Сами видите, какое напряжение. Тут без опыта нельзя. Вы человек серьезный, думаю, что убеждать вас не стоит. Я прошу вас, пару дней каких-нибудь. А? Я вот сейчас и резолюцию напишу, но через два дня...