Остаюсь на зимовку (Охота пуще неволи. Трудный сезон) - [16]

Я понял его взгляд и потому не стал причитать и жалеть его. Наоборот, укрепил в нем уверенность в его вине, чтобы в будущем больше не попадался так глупо. Собаки прекрасно разбираются, ругают их или хвалят.

Вырвавшись на свободу, он первым делом облегчился. Вот ведь чистюля, двое суток терпел! Когда же я попытался к нему приблизиться, пустился от меня наутек, страшно ковыляя на трех лапах. Меня это рассмешило, и я погнал его, чтоб он отогрел и размял затекшие члены. Так мы гнались вплоть до самого дома. Время от времени я останавливался, чтоб дать ему отдохнуть и зализать кровоточащую рану. Но дома я его все-таки отстегал в педагогических целях. Он не сопротивлялся — знал, за что.

О песце конечно, забыл. Так он и ушел по лыжне. Больше его следы мне не встречались.

А Мальчик уже через два дня был в форме. Рану свою он зализал. Лучшего лекарства в таких случаях и не требуется. Поэтому я не вмешивался в курс лечения. Я только предоставил ему возможность всецело заниматься его лапой и не брал с собой на охоту. Правда, раньше я оставлял его дома, чтобы наказать этим за какую-либо провинность. Сидеть одному на цепи было для него страшным горем. Но на этот раз цепь не потребовалась. Достаточно было строго взглянуть на него и напомнить о его провинности, как он виновато, по-прежнему сильно хромая, шел на свое место. Хотя был готов сопровождать меня уже на следующий же день.

Итак, испытание судьбы закончилось благополучно.

…Со мной все было иначе. Как-то я пошел в очередной обход. Предстояло по пути переправиться через один из притоков Вахты — Дялингду. Ширина его метров 30–50, глубина тоже небольшая, но течение очень бурное, и в недавнюю оттепель, когда реки вздулись, на нем в некоторых местах образовались купола. По одному из таких куполов я и решил пройти. Дальнейшие события произошли с такой молниеносной быстротой, что я действовал автоматически, не отдавая себе отчета. Послышался треск, и я почувствовал, что лечу вместе с куском льдины, на которой стою, вниз. Реакция была мгновенной. Льдина еще не коснулась воды, а я уже бросился, распластавшись, на край твердого льда. В следующее мгновение перекатился на спину и вскочил на ноги. Внизу бурлил водный поток, а кусок льдины, на котором я только что находился, уже исчез подо льдом. Я рассмеялся, издав нечто подобное победному кличу, и покатил дальше. Но только дома, в спокойной обстановке, осознал, какой смертельной опасности подвергался. Ведь замешкайся я на какую-то долю секунды, и уже вряд ли смог бы запрыгнуть на край льда. А затем меня моментально унесло бы под лед, откуда возврата нет. Вот так бы неожиданно и оборвалась моя эпопея. И никто никогда не узнал бы, как все это произошло.

24 декабря

Долго зима топталась где-то, не решаясь прийти. А уж пришла, так не обрадовались. С 15-го температура опустилась до −37° и теперь все дни держится около −40°. Но отлеживаться нельзя. Все эти дни я ходил, несмотря на морозы и несмотря на то, что «в ботиночках». И не напрасно. Каждый день возвращался с добычей. Соболи, видно, тоже забегали. В результате теперь у меня в активе 20 соболей и три песца, а в пассиве еще семь соболей и один песец. Это те, что не достались мне, но я их учитываю (для себя) и заношу в специальную графу своих таблиц. В конце концов, потери — явление не типичное, и в будущем я постараюсь от них избавиться. А пока для выведения закономерностей надо учитывать каждого соболя.

У Андрея 29 в активе, в пассиве же всего один. Зато и песцов нет, хотя они наведывались изредка в его капканы. Но он теперь устанавливает капканы только на деревьях (NB), поэтому-то и вероятность поимки песца сильно уменьшается. Я посоветовал ему последовать моему примеру.

Завтра к нам должен прилететь самолет. Я полечу в Верхнеимбатское, чтоб заново отовариться и заодно немного развеяться. С этой целью и явился на базу. Ведь в Верхнеимбатском не знают, построил я зимовье или охочусь с базы.

Результатами я доволен, несмотря на высокий процент потерь. Для начала это неплохо, если к тому же учесть еще и небольшую площадь охвата. Рассчитываю за оставшиеся два месяца поймать примерно столько же. А на следующий год постараюсь территорию удвоить.

13 января 1972 г.

Я снова в своем зимовье. Каникулы кончились. Более полумесяца продержали нас в деревне. Это необычно. Но и события, которые там развернулись, тоже были необычными. Погибли два охотника. Один из них охотился, как и мы, на Вахте, только в 150 километрах ниже моего зимовья. Смерть настигла охотника прямо в пути. По позе видно было, что он мучился. Сначала предположили, что у него был острый приступ аппендицита, потом сказали — отравление. Мы так и не узнали подробностей следствия. Нашли его на двенадцатый день после смерти. Рядом лежали две собаки. Они были еще живы, хотя сильно исхудали. Верные своему хозяину, они не покинули его даже мертвого, хотя до деревни дорогу знали и могли бы пройти это расстояние всего за два дня. Однако они предпочли умереть вместе с ним, но не оставлять его на съедение с диким зверям. Второй охотник погиб при более загадочных обстоятельствах. Труп его был найден напарником погибшего уже на следующий день после смерти. Но, обнаружив окоченевшее тело, напарник не стал его трогать. Он решил добраться до деревни. Для этого надо было совершить трехсуточный переход. По пути он написал на снегу SOS, чтобы пролетающие местные рейсовые самолеты оповестили о бедствии. Стало известно, что с охотником произошел несчастный случай — он ранил себя из собственной же винтовки. Это был сравнительно молодой парень, тоже приехавший на охоту из города. Все это случилось перед самым Новым годом. В среде охотников события эти были восприняты спокойно, без паники, сдержанно. Люди больше думали об этом, чем говорили.