Оставьте меня - [38]
Мэрибет подняла взгляд и, к собственному удивлению, увидела, что в глазах у Дженис Пикеринг блестят слезы.
Какая же она фальшивая со своими историями о счастливом материнстве. Вы только посмотрите на нее. Силы уже вернулись. А она сама все еще тут.
– Я даже не знаю, правда ли все это, или я просто хотела в это верить, – призналась Мэрибет.
– А такая ли уж большая разница между этими вещами? – спросила Дженис.
31
Она попыталась. Написать письмо родной матери. Но казалось, будто она пишет Санта-Клаусу, хотя сама взрослая еврейка. О чем вообще говорить?
У Мэрибет не было идей. Так что она отложила то письмо и вместо него стала писать близнецам.
Дорогие Лив и Оскар,
тут уже все украсили ко Дню благодарения. Через дорогу сделали индейку из шариков – шарики не такие, как на параде Мейсис, а обычные. Помните, как в прошлом году ты, Оскар, спросил, почему на День благодарения не дарят подарки? Вроде бы папа ответил, что это остался единственный праздник, еще не поглощенный корпорациями, а я, кажется, сказала, что рядом Ханука и Рождество, поэтому на День благодарения можно обойтись без подарков.
Хотя на самом деле мы на Рождество получили вас. Вы тогда не родились, но были зачаты. (Когда-нибудь вы это поймете.) Какой подарок с этим сравнится?
Мэрибет отложила ручку. Потому что на самом деле хотелось попросить прощения. За то, что этот День благодарения она испортила. Как и все до этого.
Мэрибет не солгала близнецам. Она действительно считала, что они – лучший подарок на День благодарения, за который она очень сильно благодарна. И именно поэтому ее угнетало то, что каждый День благодарения после этого выходил таким ужасным. С каждым разом все хуже и хуже.
Первый раз после рождения близнецов они поехали к сестре Джейсона – сиротские ужины они прекратили даже без обсуждения. Дети Лорен хотели подержать близнецов, но Мэрибет отказалась вступить в ряды помешанных на антисептиках мамаш, и в итоге Оскар с Лив подхватили простудный вирус, и Мэрибет все праздничные дни укачивала, успокаивала, кормила и выгуливала капризничающих младенцев.
– Сейчас дни так долго тянутся, а потом не заметишь, как годы пролетели, – сказала одна из теток Джейсона. Мэрибет не могла в это поверить, тем более что одни эти выходные растянулись как будто бы на год.
На следующий День благодарения приехали ее родители, чтобы помочь готовить и ухаживать за детьми, непростая на тот момент задача, поскольку детям было по пятнадцать месяцев, а в этом возрасте они все равно что самонаводящиеся боеголовки. Мэрибет оставила их на двадцать минут с остальными родственниками, чтобы принять душ, а к тому моменту, как вышла, Оскар уже умудрился повалить остывающую индейку. Полчаса ушло на то, чтобы спасти птицу, час – на то, чтобы успокоить ребенка. И когда все по кругу выражали благодарность, Мэрибет сказала: «Я пропущу».
И потом пожалела об этом. Частично потому, что через год ее отца уже не стало. И из-за этого они все полетели к матери во Флориду. Когда они прибыли, та заявила, что умывает руки после пятидесяти лет готовки для других. И предложила Мэрибет заняться едой. Она же накануне до двух ночи доделывала статью, чтобы не пришлось работать в праздники, и отдала тысячу восемьсот за билеты, хотя и не могла себе этого особо позволить. Она понимала, что у матери траур, но все равно хотелось ее убить. В итоге у них вышел самый депрессивный ужин в жизни в практически пустом ресторанчике в центре Боки.
А в прошлом году они поехали на север, к отцу Джейсона, и получилось неплохо. Но Мэрибет пришлось взять с собой работу, Джейсон и Элиот играли с детьми, так что ей удалось сосредоточиться на редактуре и готовке. По пути домой она в машине пыталась закончить статью. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, она увидела Лив за раскраской и улыбнулась их взаимосвязи: мать и дочь, обе заняты делом.
– Тебе понравилось? – поинтересовалась Мэрибет.
– Нет. Ты же работала. Ты постоянно работаешь, – ответила Лив. Сказала она это мягко, но от этого обвинение прозвучало лишь больнее.
Мэрибет отложила статью до конца поездки, а ночью допоздна опять доделывала.
– Иди в кровать, – сказал Джейсон.
– Сейчас, минуточку, – ответила она, стуча ручкой по бумаге.
– Я думал, ты в машине все успела. – Мэрибет не ответила, и он спросил: – Из-за Лив?
Было что-то в его тоне. Он как бы одновременно ругал ее за то, что позволила трехлетке переиграть себя, и в то же время восхищался силой этой самой трехлетки. – Может она нас вокруг пальца обвести, а, – добавил он с улыбкой.
Такое часто говорили. В основном Мэрибет: «Умеет она тебя вокруг пальца обвести».
Как будто она сама не знала.
32
Утром в День благодарения Мэрибет решила в знак благодарности принять ванну. После операции прошло уже почти семь недель, а в брошюрах, которые ей вручил доктор Стерлинг, говорилась, что шестая неделя у сердечника – как двадцать первый день рождения, то есть после нее можно то, что раньше было нельзя, – секс, погружения в воду, физические нагрузки.
Пока наполнялась ванна, Мэрибет принялась рассматривать в зеркале свое голое тело. Хотя какая-то часть веса вернулась, она давно не была такой худой – между ногами появились просветы – но это не та худоба, какой завидуют. А если и та, все равно остались шрамы. Теперь их три: складка на ноге, агрессивная полоска на груди и бледная белая улыбка на животе – от кесарева.
