Оставшийся в живых - [9]

– Ну и что? Ведь прошло уже столько времени! К тому же мы далеко от того места, где он шлепнулся.

– Все равно, у меня прямо мурашки по коже. Лучше нам уехать отсюда. Здесь как-то жутко.

– Не глупи, дорогая. Я все равно не могу никуда уехать – у меня мало бензина. "Да и не собираюсь я колесить по округе, подыскивая спокойное местечко лишь для того, чтобы ты могла там удобно пристроить свою задницу", – добавил он про себя.

– Мне вправду холодно. Мы слишком близко от реки.

– Я же сказал, что могу согреть тебя, – сказал он, притягивая девушку к себе.

Ее напряженность прошла, и она снова прижалась к нему.

– Я в самом деле люблю тебя, Кен. У нас ведь не так, как у других, правда?

– Конечно, Одни, – с убеждением сказал он и поцеловал ее в макушку.

Она подняла к нему лицо.

– Ты ведь никогда не бросишь меня, да, Кен?

Даже в темноте он мог разглядеть ее широко раскрытые, ищущие глаза.

– Никогда, – ответил он ей и подвинулся так, чтобы удобнее было дотянуться до ее губ. Он стал целовать ее в лоб, нос, а затем и в губы. Страсть уже закипала в нем, и теперь он почувствовал, как она нарастает и в ней. Ну, все, пора! Его правая рука, которой он обнимал ее за плечи, начала медленно и осторожно подбираться к давно желанной цели. Сколько раз уже бывал у этой цели, и тут она всегда яростно вырывалась и в слезах убегала прочь. Но сегодня, он чувствовал это, все было по-другому – наконец-то она образумилась и созрела! Его пальцы задрожали от возбуждения, добравшись до ее груди, такой упругой и податливой под шерстяным джемпером.

– О-о-о, милый, – услышал он тихий стон, и ее пальцы впились в его плечо. – Скажи мне, что ты меня любишь.

– Я люблю тебя. – Сказать это было парой пустяков.

– Ты ведь не бросишь меня.

– Я тебя не брошу. – Сейчас он сам был готов поверить в это.

– Да, милый, – страстно пробормотала она, в то время, как его рука заползала к ней под джемпер. И это простое слово "да" заставило его сердце бешено забиться, а прикосновение его холодных пальцев к ее обнаженному животу привело Одри в состояние крайнего возбуждения, и она непроизвольно стиснула бедра. Его ищущая рука добралась до бюстгальтера и, быстро пробежав по нему, опустила лямочку. Та легко соскочила с плеча, а его рука уже спешила назад, к тому, что он уже считал своей собственностью. Он захватил грудь в ладонь и несколько мгновений наслаждался ощущением ее чувственной упругости и твердости этого маленького бугорка в центре, в то время как его жадное воображение уже забежало вперед, рисуя другие потаенные местечки.

И тут он почувствовал, как она опять напряглась.

– Что это было? – услышал он ее судорожный вздох.

Он замер, соображая, убить ли ее прямо тут, на месте, или просто вышвырнуть в кусты и уехать. Не сделав ни того, ни другого, все еще не выпуская из руки завоеванной награды, сказал деревянным голосом:

– Ты о чем?

– Там, снаружи кто-то есть. Я что-то слышала, – обеспокоенно прошептала она.

Он неохотно убрал руку и повернулся к окну, вглядываясь в темноту через запотевшее стекло.

– Ну и хрен с ним! Разве может кто-нибудь нас разглядеть через такие стекла, даже если будут очень стараться?

– Слушай, Кен. Ну, слушай же! – взмолилась она. Он сидел, уставясь в совершенно непрозрачное ветровое стекло и стараясь прислушаться, однако досада на то, что его любовный пыл был так нелепо растрачен впустую, заглушала все другие чувства.

– Ничего там нет, – сухо сказал он, в то же время пытаясь вспомнить, запер он двери на защелки или нет. Протерев рукавом часть запотевшего ветрового стекла, он почти уткнулся в него носом, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте.

– Ничего, – раздраженно сказал он. – Ни хрена не видно.

– Поехали, Кен. Здесь так холодно, разве ты не чувствуешь?

Да, пожалуй. Но это был не просто холод осенней ночи. Этот озноб пробирал его до самых костей. И вот тут он услышал нечто.

Это было похоже на шепот или шелест голых ветвей в кустах живой изгороди, однако он почему-то чувствовал, что природа здесь ни при чем. В этом звуке было что-то человеческое; и все же это не был шепот человека. Они снова услышали его – тихий, безжизненный шепот.

Одри схватила его за руку, не в силах отвести взгляда от ветрового стекла.

– Давай уедем, Кен. Уедем сейчас же! – Ее голос срывался, а тело била легкая дрожь.

– Наверное, кто-то дурью мается, – неуверенно ответил он, потянувшись однако к ключу зажигания. У него упало сердце, когда он услышал, как мотор зафыркал, потом взревел и умолк. Кен почувствовал, как Одри в тревоге повернулась в его сторону, но старался не смотреть на нее, опасаясь, как бы глаза не выдали охватившего его беспокойства. Он опять включил зажигание. Похоже, что на этот раз двигатель все же заведется, но он опять зачихал, а потом вовсе взвыл и затих. После третьей попытки стало ясно, что прежде чем пробовать еще раз, надо дать немного передохнуть подсевшему аккумулятору. Они сидели, не шелохнувшись, в полной тишине, напряженно вслушиваясь, стараясь уловить малейший звук и молясь про себя, чтобы это не повторилось. Но оно повторилось. Тихий, шелестящий шепот. Близко. Совсем рядом и, похоже, с той стороны, где сидела девушка.